Глубоко вздохнув, ювелир открыл заветный кофр и окинул взглядом аккуратные ряды ячеек. Богатой коллекции Серафима мог позавидовать даже опытный боевой маг. Собранные драгоценные камни были столь хороши, что даже пассивная деятельность их приносила множество преимуществ, хотя и не раскрывала в полной мере всех свойств.
Себастьян извлек пять небольших минералов и один за другим вставил их в рабочий медальон.
Первым встал на своё место гелиотроп — отменный образец звездчатого агата, имеющий блеклый луковый цвет с расплывчатыми красноватыми пятнами. За ним последовал бесцветный ахроит — совершенно лишенная окраски разновидность турмалина, встречающаяся чрезвычайно редко.
Ювелир не торопился, тщательно закрепляя минералы и убеждаясь, что те немедленно включаются в работу. И вот уже на своем месте чистый пурпурово-красный гранат, по твердости сопоставимый с благородным рубином, — альмандин. Себастьян флегматично потянулся за следующим камнем, хорошенько промасленным темно-зеленым изумрудом, который при повороте и смене угла зрения менял оттенок от желтоватого до синего. И наконец, последний — великолепный золотисто-зеленый хризоберилл с эффектом кошачьего глаза. Это был вариант с сильно заметной полоской света, расположенной вдоль длинной оси минерала. Радужные переливы камня напоминали оболочку кошачьего глаза, а полоса света — вытянутый кошачий зрачок… Готово.
Ювелир с щелчком закрыл крышку.
Именно такое сочетание минералов давало всё, что только необходимо во время боя: быстроту, скрытность передвижений, силу и выносливость. Помимо этого, камни охлаждали рассудок, улучшали зрение, замедляли действие ядов, а также даровали терпимость к боли и повышенную свертываемость крови, что помогало избежать обильной кровопотери.
Оставаясь на месте, Себастьян вытащил шпагу с даго и аккуратно, выверенно принял боевую стойку. Пламеневидный клинок опасно сверкнул на солнце, а в кинжальных ножнах привычно остались ждать своего часа четыре метательных ножа.
Ювелир был готов к бою, если не морально, то физически.
Цветы сливы продолжали осыпаться.
Лицо Серафима осталось невозмутимым, когда, совершив обманный маневр, он напал на стоящего за спиной по левую сторону стража-мужчину. Похоже, подсознательно ювелир все же избегал встречи с Моник, по крайней мере, пока имелся выбор. Конечно, второй страж также заслуживал сожаления, поскольку и его жизнь имела трагичный конец, и не по своей воле он находился здесь… Но, если не отгородиться сейчас от всех чувств, боя могло и не получиться.
Движение было совершено с головокружительной стремительностью и ловкостью, — но всё же их оказалось недостаточно, чтобы вывести из строя хотя бы одного противника. Себастьян был неприятно удивлен, когда стражу удалось частично парировать удар, и тот пришелся вскользь, что совершенно не годилось для боя с существами, не испытывающими усталости, боли или нерешительности.
Поединки со стражами обязаны были быть скоротечными: затягивать их не имело смысла, ведь поднятые драконами мертвецы черпали энергию из каких-то неведомых смертным источников. Они могли даже не дышать. Их невозможно измотать или принудить совершить ошибку — и через час движения стражей будут так же быстры и точны, как в самую первую минуту боя.
Моник и при жизни была хорошим бойцом — именно она когда-то начала обучение Себастьяна профессиональному владению оружием. Но теперь от уникального стиля женщины не осталось и следа. Все стражи дрались одинаково: без индивидуальности, расчетливо и бесстрастно.
По мнению Себастьяна, так, с холодной головой, должны были владеть оружием математики, когда каждый удар — лишь взвешенный выбор наиболее оптимального решения из множества возможных вариантов. Это была успешная, хотя и довольно предсказуемая техника, и ювелиру в ней отчаянно не хватало полета. Душа его искала в клинке нечто большее, чем просто средство умерщвления плоти.
Царящая вокруг тишина наполнилась непрерывным пением металла. Казалось, клинки непрестанно сталкиваются друг с другом, рождая чистый протяжный звон. Окажись свидетелем этого невероятного поединка случайный человек, он и задним числом не сумел бы восстановить цепочку событий. Танцующие смертельный танец фигуры просто расплывались бы перед глазами, а движения мечей выглядели бы длинными серебряными линиями, сверкающими в воздухе, стальными нитями, сплетающимися в острый клубок. Лишь изредка в сияющее чудо втекала алая струйка крови, увлекаемая инерцией движущегося меча.
Однако Себастьян очевидно проигрывал в сегодняшней непростой схватке, всё глубже отступая внутрь комнаты. Численное преимущество и моральное состояние ювелира играло на руку врагам. Сейчас стражи теснили его в угол, грамотно отрезая пути к бегству и ограничивая возможности для маневра. Держать их на одной линии и сражаться только с одним противником не удавалось, как и пробиться к более выгодной позиции — лестнице.
Ювелир чертыхнулся, постепенно начиная выходить из себя. Всё же нельзя было вступать в бой с подобным никудышным настроем. Он прямо-таки чувствует собственную неуверенность! Она так осязаема и зрима, что её можно резать ножом. Это плачевно. Как можно победить, не веря в самую возможность победы?
Вопрос риторический, ибо ответ очевиден.
Меж тем, никогда прежде его не подводил клинок. Пластичная, текущая манера ведения боя ювелира погубила не одного хорошего бойца, включая и стражей. В отличие от многих профессионалов, неизменно использовавших излюбленные стили, Серафим предпочитал комбинировать различные изученные им техники, приемы и двигательные принципы. Не останавливаясь на достигнутом, он совершенствовался, неустанно совершенствовался каждый день, с удовольствием оттачивая своё мастерство.
Неуемная натура сильфа требовала зрелищности и артистизма, а потому в проводимых им схватках было много акробатики и оригинальных трюков, неизменно застающих противников врасплох. И если стражи, к примеру, всегда двигались по классическим треугольным траекториям, то Себастьян выбирал необычные тактики, используя специфичную систему скоростных передвижений.
Всё это в целом делало манеру боя ювелира гибкой и непредсказуемой, что неизменно обеспечивало успех.
Однако сегодня, похоже, совсем не его день. Уже не однажды Серафим неудачно сближался с противником, получив незначительные порезы предплечий, и каждый раз стражи опережали ювелира на контратаках. Пламенеющая шпага также обагрилась кровью, но нанесенные противникам повреждения, хотя и были, благодаря особенностям его клинка, довольно обширны, в случае схватки со стражами представлялись слишком незначительными, чтобы даже упоминать о них.
Ведь, как известно, убить их могло только отсечение головы.
Кроме того, подлые стражи оказались легко обучаемы — они впитывали, как губка, лучшее из того, что демонстрировал ювелир. И бесстыдно копировали, используя против сильфа его же приёмы. Уже скоро у Себастьяна не осталось в запасе почти ничего, что могло бы удивить нелюдей и обратить в свою пользу ход схватки. Казалось, он сражается с зеркалами.
