Конечно, и Себастьян был способен на убийство. Но он всегда убивал в измененном состоянии сознания, и только в самом крайнем случае, когда другого выхода просто не оставалось. Для Маршала же смерть являлась неотъемлемой частью жизни, столь же естественной, как и сама жизнь. Может быть, даже более естественной… Для ювелира это было непонятно и чуждо.
Он вдруг вспомнил о древней секте, в былые времена достигшей небывалых высот в шпионаже и тайных убийствах. Из-за малочисленности и режима жесткой секретности искусство, ревностно хранимое адептами, как утверждали, было навеки потеряно. Однако в этот миг ювелир осознал: Маршал — не просто убийца, отнимающая жизни ради того, чтобы заработать на кусок хлеба. В мировоззрении ее было нечто большее, имеющее философскую подоплеку.
Обрученная со смертью, она шла Путем Безмолвия.
Размышляя об увиденном, Себастьян не сразу обратил внимание, что конечности его онемели и потеряли чувствительность. Холодная волна продолжала распространяться по телу. Ювелир немедленно сообразил, что парализовало его вовсе не от ужаса. Причиной внезапного ступора наверняка было действие неких минералов, истолченных в порошок и смешанных с порохом.
Найдя взглядом упавшие неподалеку специфические удлиненные пули, Себастьян убедился в своей догадке. Ранение позволило ввести порошки прямо в кровь, которая уже разносит их по всему организму. Похоже, Маршал основательно подготовилась к встрече с ним — простое пулевое ранение не могло столь серьезно вывести из строя сильфа. А вот смесь вишнево-красного гематита, голубого жемчуга и густо-синего, с золотыми точками лазурита, напоминавшего звезды на ярком небе, — могла. Вполне.
Смешанные в особой пропорции, они приводили к замедлению движения крови, приостановлению всех процессов жизнедеятельности и, в больших дозах, к летаргическому сну. Обычный человек уже валялся бы здесь без сознания, холодный, как труп. Да и его самого это ждет с минуты на минуту.
Хотя лицо Маршала было надежно скрыто темной материей, а ледяные глаза взирали привычно бесстрастно, Себастьян готов был поспорить, что персональный демон его улыбается.
— Потрясающий бой, Серафим, — скупо похвалила женщина, однако из её уст это много значило. — Да, да, по-настоящему красивый. Я многое видела в жизни, но твоё мастерство поразило меня до глубины души: ты был великолепен. Возможно, ты лучший, но, увы, таким, как ты, здесь и не место, и не время. Ты болен принципами и, что еще хуже, идеалами. В Ледуме это заболевание смертельно.
— Возможно. Но, кажется, вдобавок оно еще и заразно, — невесело усмехнулся Серафим. — Иначе почему ты до сих медлишь вместо того, чтобы покончить со мной?
— Вовсе не поэтому, — убийца отрицательно качнула головой. — Я люблю убивать, это правда. Но я чувствую, что твоя смерть не принесет мне ни удовольствия, ни удовлетворения. Возможно, это эгоистично, но я ставлю собственные желания выше интересов клиентов, если они пересекаются. В чем-то мы схожи с тобой, Серафим, мы сражаемся на одной стороне баррикад, которые негласно делят наш мир. Я не хочу, чтобы имеющие власть заставляли таких, как мы, убивать друг друга. Если это случится, бунтари и несчастные свободолюбивые бродяги обречены. Без них будет очень печально.
Себастьян молчал, внимательно слушая женщину. Действительно, позиции их были довольно близки. Ювелир также видел, что во всех городах власть стремится подавить всякую оппозицию и обезличить своих подданных, принуждая к добровольному подчинению и покорности, заставляя верить в очевидный обман.
Эти игры власти были настолько тонки и продуманы, что большинство даже не осознавало их. Все, кто мешал режимам, объявлялись вне закона и вынуждены были скрываться, жить в страхе, подвергаясь постоянным манипуляциям и притеснению со стороны государства. Всех, кто потенциально представлял угрозу, разделяли целенаправленно, лишая возможности объединиться с себе подобными и составить серьезную силу, — не говоря уже о том, чтобы отстаивать своё право на жизнь.
Такое положение вещей серьезно угнетало ювелира.
— Тем не менее, — спокойно продолжала Маршал, — я доведу дело до конца, если ты готов умереть. Я видела, ты хотел свести счеты с жизнью, но, возможно, тебе не хватило решимости. Если это так, завершай свою молитву и сам не заметишь, как окажешься в лучшем из миров. Если же ты передумал, я дам тебе шанс помучиться в здешнем, греховном, еще немного.
— Ты действительно сделаешь это? — удивился сильф. — Ты не выполнишь заказ?
— Я могу пойти на это, — пожала плечами убийца. — Но прежде выслушай несколько условий. Первое: как известно, я не замечена в бескорыстии, поэтому твоё чудесное спасение я запишу на твой счет. Деньги мне не нужны, да и у тебя наверняка не окажется при себе подходящей для такого случая суммы. Поэтому долг твой повиснет до поры в воздухе. Когда-нибудь в будущем я надеюсь получить от тебя ту услугу, которая мне понадобится. Я уточняю: любую услугу. Второе: я дорожу своей репутацией. Я слишком долго и трудно зарабатывала её, чтобы из-за тебя всё пошло насмарку в один день. Авторитет мой настолько велик, что заказчики не требуют даже головы жертвы в доказательство исполнения приговора: достаточно одного моего слова. Маршал не может провалить работу, поэтому я, разумеется, сообщу заказчику об успехе. Но Серафим должен исчезнуть из Ледума. Смени имя, внешность, профессию… мне всё равно, прояви изобретательность. Не сомневаюсь, ты уже заработал достаточно, чтобы отойти от дел и не нуждаться. Наниматель будет убежден в твоей смерти. Для всех остальных ты просто бесследно исчезнешь. Итак, каким будет твоё решение? Поторопись, — самое большее через пару минут ты потеряешь сознание.
— Душа моя в беспокойстве, — немного помолчав, ответил наконец Себастьян, — её слишком тревожит мирское. То, что больше не должно иметь значения. Я сожалею, но сегодня я не готов к смерти. Я принимаю твои условия, Маршал. Я выбираю жизнь.
— Я тебя поняла, — сухо кивнула убийца. — Сделка есть сделка. Я верю, что ты не желаешь обмануть меня, однако не могу полагаться на слово. Чтобы у тебя не возникало лишних соблазнов, придется принять некоторые меры предосторожности. Когда ты отключишься, я срежу прядь твоих волос и вымочу их в твоей крови. Думаю, не стоит объяснять, что этого более, чем достаточно для самого изощренного проклятия. А я всегда найду нужного мага…
Последние слова Себастьян уже едва разбирал, но догадывался, что там снова угрозы, угрозы и угрозы. Что ж, ему не привыкать. Помещение мельницы вдруг опрокинулось, отдалилось, и глаза ювелира заволокла влажная предобморочная темнота.
Восьмой лунный день традиционно выдался несчастливым.
* * *
Закончив свои упражнения в логике, канцлер вернулся за письменный стол и отложил кисть.
В кабинете главы особой службы специфически пахло свежей тушью, а монотонно-серые стены украшали одному ему ведомые схемы, условные знаки и длинные последовательности цифр, связанных между собой некими трудно определимыми законами.
Размышляя над очередным делом, Винсент неизменно превращал рабочее место в Рициануме в исчерканный черновик, используя чистое пространство стен как банальную бумагу для записей. Когда свободного места не оставалось, помещение в очередной раз перекрашивали в нейтральный, не отвлекающий от расчетов свинцовый цвет, и всё начиналось заново.
