Как зачарованный, Себастьян некоторое время молча следил за мерным вращением деревянного круга, за плавными, грациозными движениями, формирующих неведомое произведение искусства. Эти руки… определенно, это были руки мага. Умелые движения пальцев были похожи на порханье крыльев бабочки: используя силу инерции, они бесконечно вытягивали и вновь сдавливали тестообразную текучую массу, похожую на шоколад.
— Здесь ты в безопасности, беглец, — едва нарушив тишину, негромко обратился хозяин, каким-то непостижимым образом прознав, что гость его пришел в себя. — Отдыхай спокойно.
Спокойно? Да уж, точнее и не скажешь. Чего беспокоится-то? После всего того, что уже с ним произошло, после того как он смирился с самой смертью, сильфа довольно-таки сложно было напугать или расстроить. Тем не менее, что-то в нем всё же настойчиво требовало прояснить ситуацию и восстановить последовательность событий — накануне и сразу после его несостоявшейся преждевременной кончины.
Пустое любопытство, не иначе.
— Ты ведь маг? — не вполне уверенно уточнил Себастьян. Казалось бы, всё ясно говорило в пользу этого предположения. Однако полное отсутствие драгоценных камней или хотя бы следов их недавнего пребывания здесь, которые, уж конечно, разглядел бы наметанный взгляд ювелира, изрядно настораживало.
Помещение выглядело чистым от какой бы то ни было магии минералов, можно даже сказать, стерильным.
— Не говори глупостей, — незнакомец добродушно рассмеялся. На вид он был молод, совсем еще юноша. — К границам Ледума меня привела глина. Практически у самых ветряков имеется замечательное месторождение редкой красной разновидности, почти без примесей. А я… обыкновенный гончар.
Кто он там, кто? Себастьян едва ли поверил своим ушам. Гончар?
А что, леса Виросы — отменное место для обустройства частной мастерской по производству керамической посуды. И Гильдия со своими занудными правилами не доберется, и конкуренции абсолютно никакой. С покупателями, правда, тоже негусто, зато и от работы не отвлекают… да и не может быть всё идеально. Вот абсолютно ничего подозрительного тут нет — самое что ни на есть заурядное положение дел, не так ли?
— И всё-таки ты используешь силу драгоценных камней, — ювелир был настроен довольно-таки скептически. Желания притвориться, сделать вид, что всё в порядке вещей, почему-то не возникало. — Я видел твоё мастерство своими глазами.
Хозяин чуть заметно нахмурил брови, на единственный миг, и лицо его вновь разгладилось.
— Ты ошибаешься. Ты, как и городские, уже потерял слух, — голос струился мягко, но в то же время тяжело, как будто шелк с искусно спрятанной металлической нитью. В голосе таилась едва различимая неживая прохлада. — Глина дивно поет — а я умею слышать. Земля тоже поет, но… земля жестока. Она не желает отзываться на зов. Земля, наверное, уже никогда не простит нам предательства, бегства за стены от матери-природы, которую мы предпочли отвергнуть и забыть. Камни же безмолвствуют. Я думаю, они просто спят… спят так крепко, что похоже, будто они мертвы. Очень, очень похоже.
Сказать, что Себастьян был ошеломлен таким вычурным ответом, значило ничего не сказать. Отлично! А то он уже начал было переживать, что все непривычно в норме. Но его удача, как обычно, при нем — единственный человек на многие мили пустынного пространства, и тот законченный безумец. Это и немудрено: должно быть, свихнулся здесь от одиночества и столь однообразного проведения досуга.
Однако сильф все еще не терял надежды разузнать хоть что-то не столь отвлеченное.
— Тогда что же случилось с инквизиторами? — аккуратно поинтересовался он, правда, без особенной надежды на адекватный ответ.
— Пустоши убили их, — кратко, но емко пояснил собеседник.
— Хм-м… всех?
— Всех до единого.
Так. Ну, уже лучше, уже ближе к истине. Если опустить яркую аллегорию с Пустошами, становится понятно, что незнакомец без всяких видимых сложностей расправился в одиночку с несколькими опытными и вооружёнными до зубов воинами-ликвидаторами. По крайней мере, самому ювелиру повезло чуть больше, и он до сих пор жив. Но почему?
— Зачем ты спас меня? — прямо спросил Себастьян, решив не утруждать себя выстраиванием завуалированных вопросов. С таким собеседником не хватало только ходить вокруг да около — чтоб окончательно запутаться в происходящем.
Назвавшийся гончаром прекратил монотонное вращение круга и открыл наконец глаза. В них оказалось темно и сыро, как в старом домашнем погребе. И так же недоставало свежего воздуха.
— Без всякой корыстной цели, если ты об этом, — хозяин оставил свою работу в покое и тщательно вытер пальцы влажным платком. Мягкая глина, к вящему удивлению сильфа, не расползлась, а застыла насмерть — в той форме, в которой застало ее последнее прикосновение. — Ни в каком виде не жду я благодарности, не намереваюсь запечь и съесть тебя на ужин или силой удерживать здесь для выполнения тяжелых работ. Ты гость, которому я безмерно рад, а потому рассчитывай в полной мере на моё гостеприимство. Ты покинешь это место, как только пожелаешь и окрепнешь достаточно, чтобы продолжить свой путь в диких землях. Что до спасения… о, что за громкие слова… забудь об этом. Так уж сложилось, что я не слишком-то люблю инквизиторов. Взгляды их чересчур категоричны, чересчур тверды. Если адепты святой службы преследовали тебя, значит, ты не вписываешься в рамки. Мне же интересно всё, выходящее за границы нормы. Норма — смерть для любого развития.
Ну что ж, кое-что начало проясняться и одновременно с этим запутываться. Весь облик незнакомца, его культурная речь ясно говорили Себастьяну, что тот получил хорошее образование и родился совершенно точно не на территориях Пустошей. Обитатели Виросы, лесные люди, выглядели совсем по-другому, да и мировоззрение их серьезно отличалось. Почему же загадочный спаситель его оказался в диких землях?
А самое главное, как удалось не приспособленному к борьбе за выживание уроженцу города уцелеть здесь в совершенном одиночестве? В округе полным-полно разной нечисти. Как бы ни был силен колдун, а это задачка не из легких. Сильф как никто другой знал опасности здешних мест.
Словно разгадав ход мыслей Себастьяна, гончар успокаивающе покачал головой, отчего сделалось только тревожней.
— Не беспокойся, беглец, в окрестностях необыкновенно тихо. Ни инквизиторы, ни дикие люди, ни нелюди — никто не приходит сюда. Ты в безопасности: здесь тебя не найдут. Никогда не найдут.
— Вот как? — аккуратно удивился ювелир, не зная еще, радоваться или печалиться этому обстоятельству. Отчетливо чувствовал он какой-то скрытый подвох. — И почему же никто не приходит сюда?
Собеседник его замялся на минуту, которая протекла мучительно долго. Хозяин явно раздумывал над чем-то, но всё-таки счел возможным ответить, и ответить правдиво.
— Предполагаю, это как-то связано с суеверными страхами пред Маяками, — неохотно признал он. — О них ведь ходит дурная молва.
