— Лиарх не начинает искажения, — ледяным тоном произнес он. — Он созерцает первопричины и все вероятные следствия, и, решившись на вмешательство, никогда не воздействует прямо. Великий лишь выправил безответственно искаженные Альвархом линии судьбы. Ты знаешь, Эрик, как твой отец заполучил свой город? О, это увлекательнейшая история, и я доставлю себе удовольствие вкратце рассказать её. Ледум не всегда принадлежал лорду Эдварду, как принято думать. Не всегда был он лордом-протектором.
— Не лучшее время для занимательных фактов, — пренебрежительно скривился беловолосый, явно не поддерживая его настроя, — и экскурсов в историю.
— Истории крови должны быть рассказаны.
— Какая чушь. Дела давно минувших дней интересует здесь лишь тебя, да и то потому, что сам ты слишком стар, чтобы жить настоящим.
Не обращая внимания на недовольство мага, Рэйв мерзко осклабился, словно ночной грабитель, готовый вспороть заточкой мягкое подбрюшье беззащитной жертвы.
— Когда-то давно, когда мир был совсем иным, — тоном потомственного сказителя затянул он, и вкрадчивые интонации гортанного голоса странным образом приковывали внимание слушателей, — у Ледума был другой правитель, имени которого я сейчас и не вспомню, но сам по себе этот факт для многих прозвучит как сенсация. Тот другой хорошо справлялся с делами, был уважаем народом и лордами Бреонии, однако судьба сыграла с ним злую шутку. Лорд-протектор оказался виновным лишь в том, что его город приглянулся одному молодому, но весьма амбициозному беловолосому магу. И как думаешь, Эрик, что надумал сделать тот маг? Нет, не устроить заговор, не совершить убийство, как предпочитает действовать сейчас. Тогда он не был еще так прозаичен и груб.
Ворон с интересом уставился на правителя, наблюдая, достиг ли укол своей цели. Тот оставался бесстрастен.
— Не начинай. У меня не было выбора — нужно было как-то стать лордом Ледума законным путем. Я не хотел превращаться в узурпатора, и развязывать внутреннюю войну тоже не хотел. Усобицы внутри стен ослабляют город.
Эрик только вздохнул, предчувствуя дурное.
— Так вот, в те дни беловолосый был еще молод, а молодость изобретательна, — растягивая слова продолжил свой рассказ Рэйв. — Он решил отравить свою жертву. Поскольку вся пища при дворе тщательно проверяется, отравитель использовал не яд, не известные токсичные минералы или травы, которые неминуемо были бы обнаружены. Проявив недюжинную затейливость мысли, он выдумал схему, которая никогда не применялась для отравления — ни до, ни после.
— Я никого не травил, — хмыкнув, перебил заклинатель. — Зелье не навредило правителю. Он остался жив и здоров, тут уж ты не станешь спорить?
— Не стану, — совершенно серьезно подтвердил ворон. — Вот только правитель не мыслил больше существования отдельно от новоявленного друга, которого немедленно возвысил, с того дня не слушая больше никого. Зелье крепко приворожило его разум и привязало к беловолосому. Со временем личность лорда полностью растворилась в нем, перестала существовать — осталась только оболочка. До трагедии правитель был очень горд, а потому Эдвард прямо-таки упивался его поклонением. Упивался до тех самых пор, пока тот окончательно не повредился в рассудке и не умер, случайно вскрыв себе горло. Это было похоже на то, как сгорает факел. Концентрация зелья в крови была очень высока, и случилось это уже через каких-то пару лет. Никакого переворота, никакого кровопролития — престол правитель завещал своему убийце. Всё было сделано чисто и честно, — конечно, если не принимать в расчет сущей мелочи вроде наведенного помешательства.
— Как же удалось добиться такого стойкого эффекта одержимости? — Эрик казался пораженным до глубины души. Он оказался прав, когда не хотел узнавать эту тайну.
— О, твой отец остроумен, — рассмеялся Рэйв. — Он сотворил уникальный яд. Один из подаренных Альвархом алмазом беловолосый расколол на две части: одну из них он сумел растолочь в пыль и обманом подмешать к питью законного лорда. Сам по себе алмаз не несет угрозу здоровью, а потому проверяющие не заметили ничего подозрительного. После того, как зелье было выпито, на вторую часть алмаза, оставшуюся у него, Эдвард навел проклятие одержимости. Воздействуя на часть — воздействуешь на целое, поэтому проклятие распространилось и на вторую половину камня. Естественно, всё это было сделано в полнолуние.
— Всё ясно. Алмазы всегда славились разрушительным влияние на психику.
— Точно. Проникнув в кровь и растворившись в ней, алмаз мощно воздействовал на разум, и уже очень скоро правитель приобрёл болезненную зависимость от создателя проклятия. Несмотря на протесты некоторых здравомыслящих подданных, опасный беловолосый чужак стал ближайшим доверенным лицом правителя. В конце концов, как я уже сказал, лорд сошёл с ума и скончался, но прежде — отрёкся от престола от имени всех своих потомков и объявил единственным наследником беловолосого ведьмака, который и без того к тому времени фактически держал город в своих руках. Так мир был разбалансирован.
— Своим рассказом ты только подтверждаешь мои слова, Рэйв, — во взгляде лорда Эдварда стыло безразличие. — Он отрекся и отдал мне Ледум добровольно, потому что понял, что город должен принадлежать мне. Ни я, ни Альварх не вмешивались прямо в установленный ход событий и не нарушали баланс, как утверждает Лиарх.
— Не нарушали? Законный правитель Ледума сломал древние традиции престолонаследия, установив наследника своею волей. И этим наследником стал страж дракона!
— Да. И что с того? Он имел на это право. А еще он убил себя — за это тоже я должен нести ответственность?
— А кто же еще? — Эрик задохнулся от возмущения. — Его кровь и кровь его потомков на ваших руках!
Ворон отрицательно покачал головой.
— Ну, справедливости ради, став лордом, Эдвард не стал убивать новорождённого сына правителя, — поспешил прояснить этот момент оборотень. — Но не из милосердия. Должно быть, мысль о том, что потомки истинных лордов будут прислуживать ему, грела самолюбие белого демона. Для развлечения он сохранил древнюю династию, держа её при себе, под своею рукой. Как известно, действие проклятий на крови невозможно остановить смертью: тонкая энергия проклятой алмазной крошки проникала в систему кровообращения каждого следующего потомка, давая возможность лорду Эдварду забавляться тем, что происходит с ними у него на глазах. С тех самых пор много поколений наследники старых лордов Ледума прислуживали ему, как преданные рабы, привязанные любовью крепче, чем может привязать страх, или самые изощренные клятвы и угрозы. Силой неснятого проклятия каждый из них был медленно лишен рассудка. Этот древний род стал известен тем, что давал миру чрезвычайно одарённых молодых людей, которые впоследствии неизбежно оказывались заперты в психиатрических лечебницах. Кристофер — последний плод больного династического древа. Он был проклят изначально: в его крови, как в крови всех его предков, течет прозрачная алмазная отрава. Как и те, кто был до него, он околдован, обречен на жалкое слепое обожание. И в то же время прапамять крови всё настойчивее взыскует возмездия. Судьба его была предопределена задолго до рождения.
