Телефон опять вибрирует. На этот раз на экране мама Стина. Я включаю первую скорость, осторожно отпускаю сцепление и нажимаю на газ. Машина дергается, и мне остается только жалеть, что у нее не автоматическая коробка передач, как в машине Стины.
Я заставляю себя сфокусироваться на вождении. Останавливаясь на красный сигнал светофора на выезде из центра города, я вижу, как женщина наклонилась над рулем с другой стороны перекрестка. Судя по всему, она плачет. В стоящем рядом автомобиле мужчина в костюме пустым взглядом таращится перед собой. Когда включается зеленый, он, похоже, даже не замечает этого. Водители выстроившихся за ним машин зло давят на клаксон. Я еду дальше, проезжаю дорогу, идущую к старому промышленному району Норра Портен, и продолжаю путь по государственной трассе до поворота к коттеджам, где живет Тильда и ее родители.
В садах цветут цветы. Повсюду батуты и выкрашенные в яркие цвета качели. На тротуарах нарисованные мелом классики.
Дети, которые живут здесь, никогда не станут взрослыми.
От этой мысли у меня словно обручем стягивает грудь.
Эмма никогда…
Я стараюсь не думать о своей сестре. Наконец впереди появляется белый деревянный дом, один из самых больших в округе. Красный автофургон с надписью FIRST KLAS BYGG AB стоит по соседству. Обычно в такое время отец Тильды уже несколько часов как был бы на работе. Автомобиля Каролин не видно. Я паркуюсь на улице. Оставляю телефон на пассажирском сиденье, когда Стина звонит мне снова.
Клас открывает раньше, чем я успеваю позвонить в дверь. На нем заляпанные рабочие брюки с отражателями. Полные, но мускулистые руки выглядывают из-под тесных рукавов футболки с такой же надписью, как и на фургоне. На майке тоже изображен мужчина с мастерком в руке, который широко улыбается из-под криво надетой кепки. Но у настоящего Класа угрюмое лицо. Щетина не скрывает его бледности. Глаза выпучены, словно давление в черепе стало слишком большим.
– Привет, парень, – говорит он, и неловко обняв меня, с силой хлопает по спине. – Ну и дела, да?
– Да, – говорю я. – Ну и дела.
– По их мнению, осталось три с половиной месяца.
– Да.
Мы так и продолжаем просто стоять. Я чувствую, как секунды пролетают одна за другой. Сколько их в трех с половиной месяцах?
– Она у себя, – говорит Клас в конце концов.
Я снимаю обувь у порога и бегу наверх. Поднимаюсь в прихожую второго этажа. Дверь в комнату Тильды открыта.
Она стоит у окна. Ее темные волосы блестят на солнце, на них играют рыжевато-медные блики. Она поворачивается, когда я вхожу, смотрит на меня своими светлыми глазами, которые, как вода, будто меняют цвет в зависимости от окружения.
– Все выглядит как обычно, – говорит она хрипло.
– Я знаю, – отвечаю я.
– Скоро все исчезнет.
Я даже не представляю, что мне ответить на это. Ее раскрытый ноутбук лежит на кровати. На экране новости, но звук выключен. Американский президент на трибуне на фоне синих занавесок. WHITE HOUSE CONFIRMS
[1]. Я понимаю, что там еще ночь. На мониторе мелькают кадры аналогичных пресс-конференций в России, Англии, Иране вперемежку с отрывками интервью Генерального секретаря ООН. Мне становится интересно, как обстоят дела в Доминике, смотрит ли семейство Джудетт те же самые картинки.
– Ты дрожишь, – говорит Тильда тихо и проводит рукой по моей бритой голове.
Я вздрагиваю, словно выхожу из транса. Обнимаю ее. Наконец-то. Она склоняет голову к моей груди. У нее все еще влажные волосы, и я втягиваю ноздрями запахи хлорки и шампуни. Запах Тильды.
– Этого не может быть, – говорит она. – Может, все еще обойдется. Есть небольшой шанс.
Я не хочу говорить, что думаю об этом. Они бы ничего не обнародовали, если бы не были уверены.
– Или они придумают что-то и решат проблему, – продолжает она. – Наверное, построят большой батут или какую-то другую штуковину.
Я начинаю смеяться. Это напоминает всхлипывания. И, пожалуй, это они и есть.
– Мне ужасно страшно, – признается она.
– Мне тоже.
Тильда смотрит на меня. Она такая красивая, что мое сердце сжимается от боли.
Она не должна умереть.
Мы целуемся. Мир вокруг нас исчезает, остаются только наши губы, тела. Тильда осторожно запирает дверь, чтобы Клас на первом этаже нас не услышал. Я встаю позади нее, расстегиваю молнию на ее кофте. Я целую плечи, чувствую запах хлорки, который никогда не покидает кожу Тильды полностью, ласкаю живот под белой блузкой. Снимаю ее. Расстегиваю лифчик. Мне нужно чувствовать ее кожу, как можно больше квадратных миллиметров.
Она расстилает покрывало на полу, как и всегда, когда мы одни дома. Кровать Тильды особо многого не позволяет.
– У меня нет презиков с собой, – признаюсь я неохотно, продолжая раздеваться.
– А разве это теперь играет какую-то роль? – говорит Тильда.
Мы смотрим друг на друга. Мир, находящийся за пределами комнаты, напомнил о себе снова. Я стараюсь забыть о нем, поэтому целую все ее тело. Исследую его, словно в первый раз.
В конце концов она теряет терпение и притягивает меня к себе. Обхватывает ногами, беря инициативу на себя.
Всякий раз когда кажется, что кто-то из нас не выдержит и начнет стонать, мы заставляем друг друга замолкнуть поцелуями.
Потом Тильда лежит в моих объятиях. Она тяжело дышит, повернувшись ко мне спиной. Возможно, даже спит. Мой взгляд скользит по полкам, висящим над кроватью, на них кубки и статуэтки. Я смотрю на медали, болтающиеся на разноцветных лентах. На вырезки из местной газеты. На ней Тильда в шапочке для плавания смеется под заголовком, называющим ее «подающей надежды».
«Доска почета» Тильды завешена фотографиями. Соревнования по всей стране. Тренировочные сборы в Дании, Италии, Голландии. На большинстве из них, сделанных до осени, ее старая подруга Люсинда. Мой взгляд задерживается на снимке с шествия святой Люсии этой зимой.
Во всем зале, включая бассейн, выключен свет. У Тильды на голове корона из свечей. Их пламя отражается в водной глади. Она натянуто улыбается в камеру, надеясь, что никто не заметит, как тяжел костюм, который колыхается в воде вокруг нее. Она никогда не показывает, скольким жертвует ради такой жизни, сколько труда стоят ее победы. Я не знаю никого другого столь же целеустремленного, как Тильда. Она точно знает, к чему идет. У меня самого высокие оценки, но я все еще не решил, кем хочу стать в будущем. Так много возможностей, что просто разбегаются глаза. Откуда мне знать, чем я захочу заниматься через десять, двадцать, пятьдесят лет?
Но теперь у меня больше нет необходимости ломать над этим голову.
