Бомбом идет по чьему-то следу вдоль тротуара и натягивает поводок. От него уже пахнет мокрой шерстью.
– Будь моя воля, тебя, естественно, пригласили бы на похороны, – продолжает Эрика. – Ты должен понять, что они не имели в виду ничего плохого. Все просто на нервах. Ты, пожалуй, уже слышал о случившемся в Линдгордене?
– Нет.
Эрика оглядывается, словно ища поддержки у кого-то, кого здесь нет. Это, наверное, уже стало для нее рефлексом. Я никогда не встречался с ней наедине. Она постоянно бегала за Молли, умоляла ее ничего не испачкать, быть осторожной, мыть руки. Или, открыв рот, слушала Андерса, почти ничего не говорила сама, просто реагировала на его разглагольствования. Я не знаю, кем Эрика была бы без них. И она сама, похоже, этого не знает.
– Клас чувствует себя не лучшим образом, – говорит она. – Ну, очевидно, после случившегося…
Бомбом уже успел обнюхать все в радиусе поводка. Он выжидательно смотрит на меня.
– Почему ты не веришь в мою виновность? – спрашиваю я.
– Нам же ничего не известно. Возможно, это сделал кто-то, кто даже ее не знал… – Она колеблется. – И вас связывали особые отношения. Я же видела, что ты любил ее.
Я смотрю на Эрику и понимаю, что она говорит правду. Есть что-то наивное, ребяческое в ее уставшем лице.
Хотя ее аргумент звучит неубедительно. Моя любовь не является доказательством того, что я не убивал Тильду. Однако приятно встретить человека, который не верит в такую чушь. Мне приходится довольствоваться малым, даже если это только Эрика.
– Прогуляешься со мной по парку? – спрашиваю я.
– С удовольствием.
Она предлагает мне зайти под зонтик, но я отказываюсь. Ее каблуки громко стучат по асфальту. Я бросаю взгляд на библиотеку, когда мы походим мимо. Прежде чем ее закрыли, они раздали книги всем желающим. Оставшиеся лежат кучами на полу и на полках.
– Как я уже сказала, Клас чувствует себя не лучшим образом, – говорит Эрика. – Тебе известно, что он сейчас живет с нами?
– Да.
– Он и мой муж стали ужасно религиозными в последнее время.
– А ты?
Мы входим в парк, там пахнет мокрой травой, корой и асфальтом. Заяц испугано срывается с места, увидев Бомбома.
– Я не могу, – говорит Эрика. – Я пыталась, но я хожу в Истинную церковь, так как хочу быть вместе с мужем и… и поскольку не знаю, чем еще мне заниматься…
От таких слов Тильда закатила бы глаза у нее за спиной.
– Я надеюсь, конечно, что их религиозность закончится столь же быстро, как и началась, – продолжает Эрика. – Честно говоря, меня никогда особо не интересовали серьезные вопросы. Мы же все равно не узнаем ответы на них, поэтому какой от этого толк? Нам в любом случае все станет известно через пару недель. А до тех пор у меня хватает забот с тем, чтобы обеспечить нормальное существование моей семье.
Сейчас она тараторит так быстро, что едва не запинается. Ей, вероятно, хотелось высказаться кому-то. И я понимаю, о чем она говорит.
– Они в курсе, что ты не веришь? – спрашиваю я.
Эрика косится на меня. Молча качает головой.
Мы останавливаемся, когда Бомбом находит на траве пятно, требующее его пристального внимания. Лицо Эрики приобретает красноватый оттенок из-за света уличного фонаря, проникающего сквозь ткань зонта.
– По их словам, ты последним встречался с Тильдой, – говорит она.
– Не самым последним.
Эрика смотрит вопросительно на меня:
– И кто был последним?
– Тот, кто убил ее.
Она вздрагивает, и я сразу сожалею о сказанном.
– Но я виделся с Тильдой в тот вечер, – подтверждаю я. – В городе.
Мы продолжаем идти. Я с силой тяну поводок, и Бомбом с неохотой следует за нами.
– О чем вы разговаривали? – спрашивает Эрика.
– Она собиралась встретиться с кем-то.
– И ты не знаешь, с кем именно?
– Не-а.
– Ты уверен?
– Само собой, уверен, – отвечаю я. – Все мои мысли только об этом.
– Ну, да… понятно.
В воздухе чувствуется запах гнили. Мы приближаемся к фонтану в центре парка. В нем нет воды. Вокруг урн лежат кучи мусора и пластиковые пакеты, часть из которых растащил по сторонам ветер, и остатки пищи, уже обклеванные птицами. Бомбом натягивает поводок, пытаясь добраться туда и понюхать. Я дергаю его назад.
– Интересно, кто же это был, – говорит Эрика. – Как уже говорили, по пути она могла встретить кого угодно. Та ночь ведь получилась просто жуткой. Мы находились в Истинной церкви, но звук сирен проникал даже туда. Я совсем забыла, что в городе тогда собирались показать футбол.
– Как ты могла забыть такое? Об этом ведь постоянно твердили в новостях.
Эрика улыбается смущенно:
– Я не смотрю их больше.
Мы прошли уже почти целый круг по парку. Я бросаю взгляд в сторону моей улицы. Мам в окнах не видно.
– А тренер имел какое-то отношение к этому? Мне приходили такие мысли, – говорит Эрика. – Она была ужасно зла на него, когда я в последний раз виделась с ней.
– На Томми? За что?
Эрика качает головой:
– Я не знаю. Она не захотела говорить. Или, возможно, это имело какое-то отношение к наркотикам, – продолжает Эрика. – Клас долго не хотел верить слухам, но я замечала иногда, что она под кайфом.
Я не знаю, как мне ответить на это, и снова смотрю в сторону наших окон. Вижу Джудетт. Она машет мне возвращаться.
– Очень печально, что случилось с Тильдой, – говорит Эрика.
Я опять смотрю на окно, где несколько мгновений назад заметил Джудетт. Даже с такого расстояния видно, что она сердится на меня.
– Мне надо идти.
– Конечно, – говорит Эрика быстро и смотрит на то же окно. – Мне тоже нужно домой, пока ни у кого не возник вопрос, куда я подевалась.
Мы прощаемся около ее автомобиля. Хотя уже обе мамы смотрят в окно, я еще какое-то время стою и смотрю Эрике вслед, пока задние фонари ее машины не исчезают за поворотом.
Мне жаль Эрику. Она жертвует оставшимся временем ради сохранения спокойствия своей семьи.
Но не мне, наверное, судить ее? Я сам готов был терпеть почти все что угодно, лишь бы оставаться с Тильдой.
ИМЯ: ЛЮСИНДА
TELLUS № 0 392 811 002
ПОСЛАНИЕ: 0024
Мы говорим, что кто-то «сошел с ума», когда на самом деле просто злимся на человека. И даже можем назвать кого-то в шутку «слегка сумасшедшим» и иметь в виду нечто позитивное (если человека это не задевает).
