– Почему ты не сказала о своем разговоре с Тильдой? – спрашиваю я.
Стина поднимает пакет и тщательно завязывает его сверху:
– Что ты имеешь в виду?
– Ты сама знаешь. Вы встречались летом.
Стина замирает с пакетом в руке. С него капает какая-то гадость, но она не замечает этого.
– Тильда захотела пообщаться со мной в качестве священника, а не твоей мамы, – отвечает она. – Ты же знаешь, я не могу…
– Какую роль сейчас играет ваше обязательство хранить молчание? – перебиваю я ее.
– Оно важно для Тильды, – говорит Стина более строгим тоном. – Откуда тебе известно о нашей встрече?
– Она не сказала ничего, что могло бы объяснить случившееся?
– Нет.
– Подумай, пожалуйста, прежде чем сразу отвечать.
Румянец заливает щеки Стины. Жидкость продолжает вытекать из мешка. Капли соединяются, образуя маленькие лужи.
– Вы говорили обо мне? – продолжаю я.
Глаза Стины суживаются. Ее лицо становится почти бордовым.
– Мир на краю гибели, Симон. У Тильды хватало других тем для размышления. И тебе тоже, пожалуй, пора подумать о чем-то другом.
– Мне было бы легче думать о чем-то другом, если бы все не верили, что я убийца. Но тебя больше заботит обязательство хранить молчание, чем я.
– Неужели ты считаешь, что я не помогла бы тебе, будь у меня возможность? – кричит Стина. – По-твоему, мне нравится постоянно беспокоиться за тебя?
Бомбом приходит на кухню. Смотрит на нас, вытаращив глаза. Нюхает воздух.
– Почему, как ты думаешь, я сегодня вечером дома? – спрашивает Стина дрожащим голосом.
– У тебя же выходной, ты сама это сказала.
– Да, все так! Одна из психотерапевтических групп попросила поменять им священника! Они не захотели, чтобы спасением их душ занимался человек, воспитавший убийцу!
У меня буквально перехватывает дыхание. Бомбом смотрит то на меня, то на нее. Скулит обеспокоено.
– Поэтому, как ты понимаешь, случившееся коснулось не только тебя! – продолжает Стина. – И я с удовольствием осталась бы дома и не пошла на работу, если бы ты, по крайней мере, один-единственный раз захотел поговорить со мной, не вздыхая так, словно идешь на страшную жертву, и не ведя себя, словно я идиотка! Но это явно слишком серьезное требование!
Она машет руками так, что помои из мусорного мешка оказываются разбрызганными по всему полу.
– Чем вы здесь занимаетесь? – спрашивает Джудетт, выходя из спальни.
Стина качает головой.
– Тебе удалось связаться с Марией? – интересуется она, стараясь говорить спокойно.
– Она сейчас должна позвонить Люсинде.
– А потом что? Как Мария сможет сделать так, чтобы люди в этом чертовом городе поверили в невиновность нашего сына?
– Я не знаю, – отвечает Джудетт. – Мы будем действовать шаг за шагом.
– Я не хочу действовать шаг за шагом! Я хочу знать, что есть четкий план!
Бомбом осторожно нюхает одну из образовавшихся на полу луж. Только когда он начинает лизать их, Стина замечает свою оплошность, и тогда она кричит снова, бессловесно на этот раз.
Я поднимаюсь из-за стола. Беру мусорный мешок из ее рук и ставлю его на пол. Стина делает глубокий вдох. Медленно выпускает воздух через рот.
– Извини, – говорит она. – Я просто чувствую себя совершенно беспомощной.
– Я знаю, – отвечаю я и обнимаю ее.
ИМЯ: ЛЮСИНДА
TELLUS № 0 392 811 002
ПОСЛАНИЕ: 0027
Позвонившая мне женщина-полицейский говорила дружелюбно и, похоже, внимательно слушала меня. Судя по ее голосу, она мне поверила. Это, скорее всего, стало облегчением и для нее тоже, поскольку она знает Джудетт. Она пообещала поразмышлять, как с помощью моей информации обелить Симона в глазах общества. Если верить ей, выбрать правильный путь не так просто. Большинство из тех, кто не входил в круг близких друзей, начали забывать Тильду. Если напомнить людям о Симоне, это, пожалуй, могло навредить ему.
Мне кажется, что полиция в эти дни не знает, как им во многих случаях вообще действовать. Старые правила больше не работают, и слишком много всего происходит. Ночью несколько девочек возраста Миранды выпустили всех лошадей из конюшни, чтобы они смогли побегать на воле, пока мир не погибнет. Сейчас бедные животные в панике носятся по улицам в центре, и на государственной автостраде произошло несколько аварий.
Нам с Симоном самим надо найти того, кто убил Тильду. И, просматривая комментарии к моему посту, я также убеждаюсь, что для него это единственный способ доказать свою невиновность.
Больше пока писать не могу. Совсем нет сил.
СИМОН
ОСТАЛОСЬ 2 НЕДЕЛИ ИЗ ДНЯ
Я просыпаюсь еще до сигнала будильника и сразу чувствую какое-то изменение в своем теле. Уже почти забытое ощущение легкости. Я поднимаю телефон с пола. Через час мне надо встретиться с Люсиндой у стекольной фабрики. Ночью она прислала сообщение:
«Получила ответ от Каролин. Она больше не верит, что это сделал ты».
Я улыбаюсь. Пишу, что мы скоро увидимся. Снова ее благодарю.
Юханнес ответил на письмо, которое я отправил ему вчера:
«Черт. Как я рад. Приезжай сюда, отпразднуем!!!»
Я пишу, что хотел бы, но не могу. Потом встаю с кровати и натягиваю на себя джинсы и футболку, которая валялась на стуле у письменного стола.
У меня сейчас больше энергии, чем было за все лето. И не нервной, просто гуляющей по всему телу, а полезной, которую можно использовать.
Именно такое ощущение возникает, если у тебя есть цель. И все благодаря Люсинде.
Когда я выхожу на кухню, там за столом сидит Эмма и мешает чай в чашке.
– Черт, как я поспал, – говорю я. – Задрыхал уже около одиннадцати.
– Наверно, тебе нужно было отдохнуть.
– Согласен.
Моя сестра поднимает ложку. Она наполнена сыром, расплавившимся в теплой воде. Она сует ее в рот. Не успевает даже проглотить, прежде чем отрезает себе новый ломтик сыра, сворачивает его в прямоугольник и опускает на ложке в чашку. Я наклоняюсь над столом. Молочного цвета чай пахнет ароматно и вкусно. Жирные пятна плавают на поверхности.
– Выглядит просто мерзко, – констатирую я.
– Попробуй.
– Нет, спасибо.
– Это плавленый сыр, – говорит Эмма таким тоном, словно никакого другого аргумента не требуется.
Я делаю себе чашку чая, намазываю несколько бутербродов и сажусь за стол.
– Я слышала, что ты и Стина помирились вчера вечером, – говорит Эмма.
