Я встретилась там и с Саитом, но не смогла разговаривать с ним спокойно, поскольку мне сразу вспомнились снимки, которые он присылал Тильде летом. И вообще я очень скоро пожалела, что решила их увидеть.
Странно было присутствовать на вечеринке трезвой. Перед приходом туда я даже подумывала расслабиться вместе со всеми. В первый и последний раз. Немного уподобиться Тильде. Но стоило мне оказаться с ними, и эта мысль сразу вылетела у меня из головы. Казалось, сам воздух там был пронизан усталостью. И по настроению все мероприятие отчасти напоминало сверхурочную работу. По-моему, никто другой не замечал этого. Они явно винили самих себя в том, что веселье не наступало. Поэтому пили больше. Орали громче. Бурно обсуждали послезавтрашний финал, болтали о том, кто пойдет к кому на вечеринку его смотреть. А когда Аманда обиделась, что они даже не упоминали женский футбол, Хампус с презрением заявил, что она начала разговаривать, как Элин.
Я попыталась завести речь о Тильде, но никто не смог сказать ничего нового. А потом Хампус отвел меня в сторону и заявил:
– Да какая разница, кто ее убил? Ей ведь все равно скоро пришлось бы умереть.
А когда я спросила его, не нужно ли тогда просто убивать людей с таким болезнями, как у меня, раз уж мы все равно стояли на пороге смерти, он просто предложил мне заткнуться. Они собрались веселиться, а не говорить о Тильде или жертвах рака.
Когда я уходила оттуда, ожил телефон Джудетт (который я взяла с собой на всякий случай). Номер не высветился, но я сразу знала, что звонил человек, снабжавший Тильду наркотиками. Представившись Сарой (это мое второе имя, так звали мою маму), я рассказала ему о своей болезни и попросила о помощи.
Он никак не назвал себя. Явно параноик, как я и думала. Когда он спросил, кто дал мне его номер, мне пришлось сослаться на Тильду.
Тем самым я, конечно, рисковала, поскольку это могло отпугнуть его. Но я знала и то, что он не будет встречаться с кем попало.
Он сказал мне приходить одной. И я обещала сделать это завтра.
Я так нервничаю, что тело словно наэлектризованное. И мне явно не удастся заснуть в эту ночь.
Но слова Хампуса еще больше убедили меня в моей правоте. Я должна выяснить, что случилось с Тильдой.
СИМОН
ОСТАЛОСЬ 1 НЕДЕЛЯ И 5 ДНЕЙ
Я в замешательстве смотрю на присланное Люсиндой сообщение:
«Рингвеген, 4. Табличка „Магнуссон“ на двери».
На часах почти двенадцать. Я все утро ждал ее звонка. Телефон начинает вибрировать у меня в руке, и я закрываю дверь в свою комнату.
– Не сердись, – говорит она. – Или сердись, но выслушай меня сначала. Я перед его домом.
Я подхожу к окну. До улицы Рингвеген всего несколько километров, она проходит по краю старых рабочих кварталов.
– Почему? – спрашиваю я.
– Ты же знаешь ответ. Он не встретится со мной, если я приду не одна.
Я мгновенно бледнею. Она, скорее всего, приняла решение, еще когда мы разговаривали вчера вечером, и просто не захотела со мной спорить.
– Ты не можешь сделать это одна! – говорю я и слышу, как машинально повышаю голос.
– Так будет безопаснее для нас обоих. Ты сможешь все слышать. У меня теперь карманы получше.
Она пытается рассмеяться, словно удачной шутке.
– Ты услышишь, если что-то произойдет. У тебя есть адрес. И знакомая в полиции.
– Чем это поможет, если он, например, вытащит пистолет?
– А чем помогло бы твое присутствие в такой ситуации?
Мне нечего на это ответить. Но я не могу спокойно сидеть и слушать, когда она идет домой к тому, кто, скорее всего, убил Тильду.
– Подожди меня, – прошу я.
– Нет.
– Я сейчас приду.
Я иду в прихожую. Сую ноги в свои старые кроссовки «Адидас». Слышу, как мамы разговаривают на кухне. Что-то шипит на сковородке.
– Поступай, как хочешь, – говорит Люсинда. – Но ты не должен звонить в дверь. Это опасно для нас обоих.
Она права, даже если мне это не нравится. Люсинда все продумала, даже если ее план иначе чем идиотским не назовешь.
– Люсинда, – шепчу я, шаря в сумке Стины в поисках ключей от ее машины. – Ты сама говоришь, что он параноик. Неужели, по-твоему, он не заметит, чем ты занимаешься? Подумай, а вдруг ему захочется проверить твой телефон?
– Он этого не сделает.
– Откуда ты можешь знать?
Ко мне прибегает Бомбом. Рьяно пыхтит. С надеждой смотрит на поводок.
– Мне надо входить, – говорит Люсинда. – Я не хочу, что он видел, как я стою и разговариваю с кем-то.
Я слышу, как открывается дверь подъезда. Слышу, как шуршит телефон, когда она кладет его в карман. Звук застегивания молнии. Шум шагов эхом отдается на лестнице.
Эмма проходит мимо прихожей как раз в тот момент, когда я нахожу ключи от машины Стины. Она с любопытством смотрит на меня:
– Куда ты собрался?
– Мне надо разобраться с одним делом.
Она замечает ключи. Я таращусь на нее с мольбой во взгляде. Она, не говоря ни слова, продолжает путь в сторону кухни.
Я отталкиваю от себя в Бомбома, он обегает меня, легонько хватает зубами за руку.
Из телефона слышно, как Люсинда представляется, называясь Сарой.
– Манге, – отвечает низкий мужской голос.
Бомбом наклоняет голову набок. Смотрит вверх на меня так, что я вижу белки его глаз.
– Симон, – кричит Джудетт из кухни. – Ты куда-то уходишь?
– Что это? – спрашивает мужчина в телефоне.
Черт. Мои потные пальцы скользят по экрану мобильника.
– Ой, – слышу я голос Люсинды. – Я слушала подкаст по пути сюда.
– Симон? – кричит Джудетт снова.
Я нажимаю на перечеркнутый микрофон и отключаю его с моей стороны.
– Скоро приду, – отвечаю я, стараясь говорить нормальным голосом. – Мне надо помочь товарищу в одном деле.
– Кому? – кричит Стина.
– Люсинде! Я вернусь через час!
Я выбегаю из квартиры. Из-за шума моих шагов трудно понять, что происходит на другом конце линии. Я прижимаю телефон к уху с такой силой, словно пытаюсь вдавить его в череп. Из-за скрипа подъездной двери не могу разобрать, что говорит этот мужчина по имени Манге.
А потом я понимаю, что кое-что все-таки услышал: он назвал ее Люсиндой.
Ему известно, кто она.
Люсинда молчит. Я задерживаю дыхание на бегу. Достаю ключи от машины и нажимаю на кнопку. Мигают задние огни автомобиля Стины.
– Я думал, вашей дружбе пришел конец, – говорит Манге.
