Я смотрю на большие капли, разбивающиеся о лобовое стекло. Находящийся за окнами мир постепенно исчезает, словно кто-то натягивает вокруг машины серое покрывало.
– Романтичное свидание у нас, – говорит Люсинда.
Я смеюсь. Наклоняюсь поцеловать ее.
– Подожди, – говорит она и смотрит наружу сквозь стекло. – Они там.
У Эрики тот же самый зонтик с белыми горошинами, как и в тот вечер, когда мы вместе прогуливались в парке. Она держит его над собой и Андерсом. Клас бежит впереди них. Бросается на переднее сиденье автофургона.
Сквозь дождь я вижу, как тетка Тильды складывает зонтик и садится одна на заднее сиденье. Мне становится интересно, почему она захотела встретиться со мной тогда. О чем думала, когда задавала мне свои вопросы.
Знала ли она, кто убил Тильду? Может, хотела выяснить, что известно мне?
А вдруг она пыталась сбить меня со следа, увести подальше от собственной семьи?
«А может, тренер имел какое-то отношение к этому? Мне приходили такие мысли. Она была ужасно зла на него, когда я в последний раз виделась с ней».
«По пути она могла встретить кого угодно».
«Или, возможно, это имело какое-то отношение к наркотикам».
Фары автофургона зажигаются, и Клас выезжает с парковки.
– Пошли? – говорит Люсинда, когда они исчезают вдалеке.
– Подождем еще немного. На случай, если они забыли что-нибудь или вернутся по какой-то иной причине.
Мы сидим молча. Слушаем шум дождя.
– Тебе по-прежнему хочется это сделать? – спрашивает Люсинда.
Я смотрю на нее. В какое-то мгновение у меня возникает желание сказать «нет». Молли всего лишь ребенок. Независимо от того, что ей известно, мы ее испугаем.
– Да, – говорю я. – Мы должны.
Люсинда кивает. Она включает диктофон на телефоне и кладет его в карман. Потом наклоняется ко мне и целует.
Мы вылезаем из машины, и я накидываю на голову капюшон. Шум дождя окружает меня со всех сторон. Ветер оказывается сильнее, чем я думал. Он выворачивает зонтик Люсинды наизнанку, превращает его в параболическую антенну.
Мы бежим через улицу мимо парковки, потом по тротуару и в короткий туннель. Мои джинсы спереди уже мокрые. Мы выходим на Цилиндервеген, идем вдоль ровного ряда кустов, мимо одинаковых дверей с одинаковыми газонами, пока не оказываемся перед домом номер девять.
Через окно рядом с дверью я вижу освещенную мойку. Кофейные чашки и тарелки оставлены на кухонном столе. Мы направляемся к небольшому крыльцу. Я протягиваю руку к дверному звонку. Смотрю на Люсинду. Она быстро кивает, и я звоню.
Пока мы ждем, дождь снова набирает силу. Ветер задувает его в нашу сторону. Люсинда уже начитает дрожать, когда я слышу приближающиеся легкие шаги.
Дверь открывается. Молли ошарашенно смотрит на нас.
– Мне нельзя видеться с вами, – бормочет она.
– Молли, – говорит Люсинда. – Ты же знаешь нас.
– Я больше не должна ни с кем разговаривать.
Она начинает закрывать дверь, но я ставлю ногу на пути. Сразу чувствую укол совести.
– Только немного, – говорю я. – Мы лишь хотим узнать, как ты себя чувствуешь.
– Миранда беспокоится о тебе, – подхватывает Люсинда.
Молли колеблется. С недоверием смотрит на меня.
– Пожалуйста, – прошу я.
Она отпускает дверную ручку и пятится в прихожую. Люсинда оставляет зонтик на крыльце, и мы входим. Нас сразу же окружают вкусные запахи.
– Ты печешь что-то? – спрашивает Люсинда, и, к счастью, у нее получается говорить вполне нормальным тоном.
Молли нервно улыбается, но я замечаю искорки гордости в ее глазах.
– Не хотите по булочке? Можете сесть в гостиной.
Люсинда благодарит за нас обоих, но я даже не представляю, как сейчас можно что-то есть. Мы вешаем нашу верхнюю одежду. Разуваемся. Вода капает с моей куртки на покрытый бежевым кафелем пол. Мы проходим крутую лестницу с деревянными перилами и входим в гостиную, где все поражает своими размерами. Огромный угловой диван. Под стать ему столовый гарнитур. Гигантский телевизор. Я сажусь на диван, и холодные мокрые джинсы прилипают к моим бедрам. Я опускаю взгляд на нижнюю плиту журнального столика и вижу, что там на куче газет лежат три Библии.
– Пожалуйста, – говорит Молли и входит с круглым подносом.
Три больших стакана, до краев наполненные молоком, со звоном стучат друг о друга. Компанию им составляет тарелка с булочками. Стаканы скользят по подносу, когда она опускает его на стол. Они чуть не опрокидываются, но Молли в последнюю секунду удается исправить ситуацию.
– Угощайтесь, – говорит она своим странным взрослым голосом.
Она садится. Фокусируется на Люсинде. Почти не смотрит на меня. Я заставляю себя попробовать булочку с корицей. Она еще теплая, обмазана маслом и обсыпана сахарной пудрой.
– Очень вкусно, – говорит Люсинда.
– Действительно, – подтверждаю я.
Молли краснеет и смущенно хихикает:
– Раньше я хотела стать поваром. Мне нравится печь и готовить еду.
Люсинда натянуто улыбается. Похоже, размышляет, как ей действовать дальше. Нам нужно быть осторожными, но никто из нас не хочет оставаться здесь ни на секунду больше, чем требуется.
– А тебе не одиноко? – спрашивает Люсинда. – Ты же ни с кем не можешь встречаться.
– Да нет. Мы же общаемся всей семьей, и потом… я пытаюсь помогать по дому, когда они в церкви. Печь булочки, например.
Молли снова хихикает.
– Ты скучаешь по своим друзьям? – спрашиваю я.
Она бросает короткий взгляд в мою сторону.
– У меня никогда не было особо много друзей, – отвечает она.
Я пытаюсь скрыть свою жалость. Мне известно, как тяжело это переживаешь в ее возрасте.
Когда я увидел Молли на перекрестке, мне показалось, что она ужасно напоминала Тильду, но сейчас я не вижу и намека на сходство с ней. Зато я узнаю в Молли себя. Но если я из-за своей робости и неуверенности обычно молчал и старался держаться в стороне, она всегда пыталась привлечь внимание. Ее усилия очень бросались в глаза.
– У меня тоже было мало друзей в твоем возрасте, – говорю я.
– В самом деле?
Теперь она смотрит на меня немного дольше.
– Ну да. Хотя в этом не было ничего страшного. Мне все равно больше всего нравилось читать и смотреть фильмы и думать о разных вещах в тишине и покое.
– Точно, – заявляет Молли и смеется наигранно. – Все в моем возрасте такие инфантильные.
И сейчас она более чем когда-либо похожа на ребенка.
