– А быть может, в этом его сила?
– Не понимаю, как так может быть?
– Что говорил о трусах и героях философ?
– «По самой природе определения только трус способен на высочайший героизм».
– Ты должен созвать Тридцать, Сербитар.
– Неужто главой буду я?
– Да, ты будешь Голосом Тридцати.
– Кем же тогда будут мои братья?
Настоятель откинулся на спинку стула.
– Арбедарк – Сердцем. Он силен, бесстрашен и правдив. Менахем – Глазами, ибо наделен даром. Я же буду Душой.
– О нет! Я не могу приказывать тебе, учитель.
– Ты должен. Остальных назначишь сам. Я полагаюсь на твое решение.
– Но почему я? Глазами следовало бы стать мне, а главой – Арбедарку.
– Доверься мне. Все откроется после.
– Я выросла в Дрос-Дельнохе, – говорила Вирэ, лежа с Реком перед жарким огнем. Он подложил под голову свой свернутый плащ, ее голова покоилась у него на груди. Он молча гладил ее волосы. – Это величественное место. Ты бывал там?
– Нет. Расскажи мне о нем. – Реку не особенно хотелось слушать этот рассказ, но и говорить он не хотел.
– Его ограждает шесть стен, и в каждой двадцать футов ширины. Первые три возвел Эгель, Бронзовый Князь. Но город рос, и пришлось построить еще три. Крепость загораживает собою Дельнохский перевал. Только этим путем может армия пройти через горы, если не считать Дрос-Пурдола на западе и Кортсвейна на востоке. Мой отец перестроил старый замок и сделал его своим домом. С башен открывается прекрасный вид. На юге простирается Сентранская равнина, летом она вся золотая от злаков. А от севера и вовсе глаз нельзя отвести. Ты меня слушаешь?
– Да. Золото хлебов. Глаз нельзя отвести.
– Тебе правда хочется это слушать?
– Да. Расскажи мне побольше о стенах.
– Что тебе рассказать?
– Насколько они крепки?
– В них шестьдесят футов вышины, и через каждые пятьдесят шагов стоят сторожевые башни. Любая армия, которая попытается взять Дрос, понесет страшные потери.
– А ворота? – спросил Рек. – Стена крепка воротами.
– Бронзовый Князь подумал и об этом. Все ворота снабжены железными решетками, створки – многослойные, сделаны из дуба, бронзы и стали. Узкие проходы за воротами выводят в пространство между стенами. В этих проходах можно сдерживать малым числом несметные вражеские силы. Крепость выстроена с большим умом – вот только город все портит.
– Как так?
– По замыслу Эгеля, между стенами должна простираться пустая убойная полоса. Каждая последующая стена стоит чуть выше предыдущей – это замедляет продвижение врага. При достаточном количестве лучников можно устроить настоящую бойню. Притом это устрашает: враг будет знать, что за другой стеной, если он ее возьмет, его будет ждать новая убойная полоса.
– Чем же мешает город?
– Да тем, что он растет. Теперь между всеми стенами вплоть до шестой построены дома, и убойной земли больше не существует. Напротив, врагу обеспечено хорошее прикрытие.
Рек повернулся и поцеловал Вирэ в лоб.
– Ты зачем это?
– Разве обязательно должно быть «зачем»?
– Всему есть причина.
Он поцеловал ее снова.
– Тогда за Бронзового Князя. Или за скорую весну. Или за тающий снег.
– Ты говоришь вздор.
– А зачем ты отдалась мне?
– Это еще что за вопрос?
– А что?
– Не твое дело!
Он засмеялся и поцеловал ее опять.
– Верно, прекрасная дама. Не мое.
– Ты смеешься надо мной, – сказала она, попытавшись встать.
– Ничего подобного, – удержал ее Рек. – Ты прекрасна.
– Я никогда не слыла красавицей. Ты надо мной смеешься.
– Никогда я не стал бы смеяться над тобой. Ты на самом деле прекрасна – и чем дольше я на тебя смотрю, тем красивее ты мне кажешься.
– Ты глупый. Дай мне встать.
Он поцеловал ее снова, придвинувшись к ней поближе. Поцелуй затянулся, и Вирэ вернула его.
– Расскажи мне еще о Дросе, – попросил Рек потом.
– Не хочу я говорить о нем сейчас. Ты дразнишь меня, Рек, так не годится. Не хочу я в эту ночь думать о Дросе. Ты веришь в судьбу?
– Да, теперь верю. Почти.
– Я серьезно. Еще вчера я была полностью готова вернуться домой и достойно встретить надиров. Я верила в дренайское дело и с радостью умерла бы за него. Вчера я ничего не боялась.
– А сегодня?
– А сегодня скажи мне «не возвращайся домой» – и я не вернусь, – сама не зная зачем солгала Вирэ. Ей стало страшно, когда Рек закрыл глаза и лег на спину.
– Нет, вернешься. Это твой долг.
– А ты?
– Бессмысленно это.
– Что бессмысленно?
– Не доверяю я своим чувствам. Никогда не доверял. Мне скоро тридцать, и я знаю свет.
– О чем ты говоришь?
– О судьбе. О роке. О безглазом старце в синих лохмотьях. О любви.
– О любви?
Он открыл глаза и погладил ее по щеке.
– Не могу выразить, что я испытал, когда ты встала рядом со мной нынче утром. Это была вершина моей жизни. Все остальное утратило значение. Я видел небо – оно было голубее, чем когда-либо раньше. Все представлялось мне ярким и четким. Я чувствовал, что живу, сильнее, чем за все свое прошлое. Ты понимаешь, о чем я?
– Нет, – мягко ответила она. – Не совсем. Ты правда находишь меня красивой?
– Ты самая красивая женщина, когда-либо носившая доспехи, – со смехом сказал он.
– Это не ответ. Почему я красива?
– Потому что я люблю тебя, – ответил он, сам изумившись легкости, с которой это произнес.
– Значит, ты поедешь со мной в Дрос-Дельнох?
– Расскажи мне еще разок об этих славных высоких стенах.
Глава 5
Монастырские земли были разбиты на учебные ристалища – мощенные булыжником, засеянные травой, песчаные или выложенные предательски скользкими каменными плитами. Само здание, замок из серого камня с зубчатыми башнями, высилось посередине. Монастырь ограждали стены – сложенные позднее из золотистого песчаника, они выглядели не столь уж грозно – и опоясывал ров. У западной стены в оранжерее круглый год цвели цветы тридцати различных оттенков – одни только розы.
Альбинос Сербитар опустился на колени перед своим кустом, мысленно соединившись с ним. Тринадцать лет он возился с этими розами и понимал их как нельзя лучше – между ним и цветами царила полная гармония.
