– Считай, что тебе повезло, шлюхин сын. Я убил бы тебя куда медленнее. Кто это был?
Но Мендар уже умер. Друсс вытащил Снагу из трупа другого убийцы и стал искать того, которого ранил в ногу. Идя вдоль переулка по кровавому следу, Друсс нашел его у стены – в сердце у него торчал кинжал, и мертвые пальцы еще сжимали рукоять.
Друсс потер глаза и наткнулся на что-то липкое. Он провел пальцами по виску и снова выругался, нащупав шишку величиной с яйцо, мягкую и кровоточащую.
Неужто ничего простого не осталось в мире?
В его дни битва была как битва: армия шла против армии.
Возьми себя в руки, сказал он себе. Предатели и наемные убийцы существовали во все времена.
Просто ему никогда прежде не доводилось быть их жертвой.
Друсс вдруг рассмеялся, вспомнив странную тишину. Таверна-то пуста. Ему следовало бы насторожиться еще у входа в переулок Единорога: с чего бы пять человек стали ждать его после полуночи в пустом переулке?
Старый ты дурень, сказал он себе. Видать, из ума стал выживать потихоньку.
Музар сидел один в своей хижине и слушал, как шебуршатся голуби, встречая рассвет. Он успокоился теперь, был почти безмятежен, и его большие руки больше не дрожали. Он подошел к окну и высунулся далеко, устремив взгляд на север. Как долго он мечтал об одном: увидеть, как Ульрик въедет через Дрос-Дельнох в богатые южные земли, – увидеть долгожданное возвышение надирской империи.
Теперь жена Музара, дренайка, и его восьмилетний сын лежат внизу, и их сон постепенно переходит в смерть, а сам он вкушает свой последний рассвет.
Тяжело было смотреть, как они пьют отравленное питье, тяжело слышать, как жена строит планы на завтра. А сын спросил его, можно ли будет покататься верхом с мальчонкой Брентара, и Музар сказал – можно.
Надо было сделать по-своему и отравить старого воина, но дун Мендар его отговорил. Сказал, что в таком случае непременно заподозрят церемониймейстера. Куда надежнее, сказал Мендар, одурманить его и убить в темном переулке. Чего проще!
Как возможно, чтобы такой старик был так скор на руку?
Музар мог бы и не лишать себя жизни. Друсс никогда не опознал бы в нем пятого убийцу – ведь Музар обернул лицо темным шарфом. Однако Сурип, его надирский начальник, считает, что лучше не рисковать. В последнем письме, полученном Музаром, была благодарность за работу, которую он вел последние двадцать лет, а в конце говорилось: мир тебе, брат, и твоей семье.
Музар налил в ведро теплой воды из большого медного чайника.
Потом взял с полки кинжал и отточил его на бруске. Лучше не рисковать? Музар знал, что у надиров в Дельнохе есть еще один человек, занимающий более высокое, чем он, положение, – и этого человека ни в коем случае нельзя подвергать опасности.
Он опустил левую руку в ведро и, твердо держа кинжал правой, вскрыл себе вены на запястье. Вода изменила цвет.
«Дурак я был, что женился, – подумал он со слезами на глазах. – Но она была так хороша…»
Хогун и Эликас смотрели, как легионеры убирают трупы убийц. Зеваки глазели из ближайших окон и приставали с вопросами, но легионеры не отвечали.
Эликас теребил свою золотую сережку, наблюдая за Лебусом-Следопытом, который обходил место побоища. Молодой офицер не уставал восхищаться искусством Лебуса. Тот мог определить по следам пол лошадей, возраст всадников и чуть ли не разговоры, которые те вели у костров. Это превосходило понимание Эликаса.
– Старик вошел в переулок вот здесь. Первый прятался в темноте. Он ударил Друсса, и тот упал, но тут же и встал. Видите кровь? Топор рассек первому бедро. Тогда старик схватился с тремя другими, но, должно быть, потерял топор, потому что отступил вот к этой стене.
– Как же он умудрился убить Мендара? – спросил Хогун – он уже знал обо всем от Друсса, но тоже ценил мастерство Лебуса.
– Я сам не мог взять в толк, командир. Но потом, кажется, понял. Был еще пятый убийца, который поначалу держался в стороне. Мне сдается, настал такой миг, когда Друсс и Мендар прекратили борьбу и стали вплотную друг к другу. Тогда-то пятый и напал. Глядите – вот след каблуков Друсса. Видите глубокую круговую борозду? Мне думается, он развернул Мендара назад, и тот попал под удар пятого.
– Ну и дока же ты, Лебус! – усмехнулся Хогун. – Ребята говорят, что ты можешь выследить птицу на лету, и я им верю.
Лебус поклонился и отошел.
– Я начинаю верить всему, что рассказывают о Друссе, – сказал Эликас. – Чудеса, да и только!
– Да, но все это внушает мне тревогу. Мало нам несметной армии Ульрика – теперь еще и в Дросе завелась измена. Что до Мендара – у меня это в голове не укладывается.
– А еще из хорошей семьи. Я пустил слух, что Мендар помогал Друссу в схватке с надирскими лазутчиками. Авось сработает. Не все обладают талантом Лебуса, притом, когда совсем рассветет, здесь все затопчут.
– Ты правильно сделал – но шила в мешке не утаишь.
– Как там старик? – спросил Эликас.
– Десять стежков на боку и четыре на голове. Он спал, когда я уходил. Кальвар Син говорит – чудо, что череп остался цел.
– А турнир на мечах он судить будет? – Хогун только бровь вскинул, и Эликас продолжил: – Да, полагаю, что будет. Тем лучше.
– Это почему же?
– Если бы не судил он, судили бы вы, и я лишился бы удовольствия побить вас.
– Экий самонадеянный щенок! – засмеялся Хогун. – Не настал еще такой день, когда ты пробьешь мою оборону – даже и деревянным мечом.
– Все когда-нибудь случается впервые. А вы, Хогун, не молодеете. Ведь вам, поди, уже за тридцать. Одной ногой в могиле!
– Что ж, увидим. Может, нам об заклад побиться?
– Штоф красного?
– Идет, мой мальчик. Ничего нет слаще вина, за которое платит кто-то другой.
– Вот я вечером и проверю, – не остался в долгу Эликас.
Глава 14
Церемония была скромная – венчал их настоятель Ордена Мечей, Винтар, а свидетелями были капитан «Вастреля» и его помощник. Море было спокойно, ночное небо безоблачно. Вверху кружили чайки – верный знак того, что земля близко.
Антахейм, один из Тридцати, высокий и стройный, со смуглым, выдающим вагрийскую кровь лицом, принес кольцо: простенький золотой обруч.
Теперь близился рассвет, все спали. Рек стоял один на носу, и звездный свет мерцал на серебряном ободе, охватывающем его голову, а темные волосы развевались на ветру, как знамя.
Итак, жребий брошен. Рек собственной рукой намертво связал себя с Дельнохом. Соленая пена обожгла глаза – он отошел и сел спиной к борту, завернувшись в плащ. Всю свою жизнь он стремился убежать от страха, заставляющего дрожать руки и трепетать сердце. Теперь его страхи растаяли, словно воск на огне.
