– Нет. Я думал о том, чтобы предать забвению его имя. Скоро я буду владеть самой могущественной за все время империей. История будет такой, какой я ее напишу. Я мог бы стереть его имя из памяти людской, мог бы запятнать его имя и очернить его память. Но я не стану этого делать. Я велю написать книгу о нем, и все узнают, как он боролся со мной.
– Я не ожидал меньшего от Ульрика, – сказал Огаси, поблескивая темными глазами в свете костра.
– Но ведь ты знаешь меня, друг. А вот дренаи, наверное, думают, что я вырву и съем отважное сердце Друсса. Пожиратель младенцев, северная чума, палач Гульготира.
– Мне сдается, ты сам придумал все эти имена, повелитель.
– Верно. Но военачальник должен хорошо знать все виды оружия. И среди них есть такие, что не имеют ничего общего с копьем и мечом, с луком и пращей. Меч убивает только тела – Слово похищает души. Люди при виде меня испытывают страх – это мощная подмога.
– Но оружие порой обращается против своего владельца, повелитель. Я… – И Огаси вдруг осекся.
– Говори же! Что с тобой?
– Дренаи, повелитель! Дренаи в лагере! – Огаси таращил глаза, не веря тому, что видит.
Ульрик повернулся на сиденье. Повсюду в кругах люди вставали, чтобы посмотреть на Бронзового Князя, идущего к повелителю надиров.
За ним рядами шли шестнадцать воинов в серебряных доспехах, а замыкал шествие ган Легиона рядом с белокурым воином, несущим длинный лук.
Барабаны смолкли, и все взоры обратились с дренаев на сидящего полководца. Ульрик сузил глаза, увидев, что пришельцы вооружены. Паника поднялась в нем, но он подавил ее, лихорадочно обдумывая положение. Неужто они, подойдя, убьют его? Клинок Огаси со свистом вышел из ножен, но Ульрик поднял руку.
– Не надо, друг. Пусть приблизятся.
– Это безумие, повелитель, – шепнул Огаси, глядя на идущих к ним дренаев.
– Налей нашим гостям вина. Убьем их после пира. Будь готов.
Ульрик смотрел со своего высокого трона в серо-голубые глаза Бронзового Князя. Если не считать отсутствующего шлема, тот был в полных доспехах, и большой меч Эгеля висел у него на боку. Его спутники держались позади, ожидая, что будет дальше. Они почти не проявляли беспокойства, хотя рука гана легионеров – Ульрик знал, что его зовут Хогун, – лежала на рукояти меча, и он не сводил глаз с Огаси.
– Зачем вы пришли? – спросил Ульрик. – Никто не звал вас в мой лагерь.
Князь медленно осмотрелся и снова взглянул в лицо Ульрику.
– Странно, как меняет война привычные понятия. Начнем с того, что не я у тебя в лагере: я стою на дельнохской земле, которая принадлежит мне по праву, – это ты находишься в моих владениях. Но пусть будет так – нынче вечером ты мой гость. Ты спрашиваешь, зачем мы пришли? Я и мои друзья пришли проститься с Друссом-Легендой, Побратимом Смерти. Неужто надирское гостеприимство таково, что нам не предложат никакого угощения?
Рука Огаси снова устремилась к мечу, но Бронзовый Князь не шелохнулся.
– Если он вынет свой меч, – тихо произнес Князь, – я снесу ему голову.
Ульрик знаком остановил Огаси.
– И ты думаешь уйти отсюда живым? – спросил он Река.
– Так и будет, если я захочу.
– А мое слово тут ничего не значит?
– Ничего.
– В самом деле? Ты меня озадачил. Тебя окружают надирские лучники. Стоит мне подать знак, и твои блестящие латы будут утыканы черными стрелами. Как же понимать твои слова?
– Что ж, прикажи им, если можешь. – Ульрик взглянул на лучников. Стрелы лежали на тетивах, и железные наконечники натянутых луков поблескивали в свете костра.
– Разумеется, могу.
– Что ж ты тогда не приказываешь?
– Из любопытства. Какова истинная цель вашего прихода? Вы явились убить меня?
– Нет. Если бы я захотел, я убил бы тебя, как убил твоего шамана: тихо и невидимо. И в твоей голове уже завелись бы черви. Здесь нет никакого подвоха – я пришел почтить моего друга. Примешь ты меня как гостя, или я должен вернуться в свою крепость?
– Огаси! – молвил Ульрик.
– Да, повелитель?
– Подай угощение князю и его свите. Прикажи лучникам вернуться к своим кострам, и пусть праздник идет своим чередом.
– Слушаюсь, мой повелитель, – с сомнением в голосе ответил Огаси.
Ульрик знаком пригласил князя занять трон рядом с собой. Рек кивнул и сказал Хогуну:
– Ступайте повеселитесь. Возвращайтесь ко мне через час.
Хогун отдал честь, и маленький отряд скрылся в глубине надирского стана. Рек улыбнулся, увидев, как Лучник взял у сидящего надира кубок с лиррдом. Тот изумленно вскинул голову и засмеялся, когда Лучник выпил все до дна, не пролив ни капли.
– Что, хорош? Ваша красная кислятина ему не чета.
Лучник, кивнув, достал из поясной сумки фляжку и предложил надиру. Тот принял ее с явным подозрением, но на него смотрели его друзья.
Воин раскупорил фляжку и осторожно хлебнул, а после припал к ней надолго.
– Тоже недурственно. Что это такое?
– Это называется «лентрийский огонь». Раз попробуешь – никогда не забудешь.
Надир подвинулся, освободив место Лучнику.
– Садись с нами, Длинный Лук. Нынче мы не воюем. Хочешь, поговорим?
– Ты поступаешь достойно, старый конь. Согласен – давай поговорим.
Рек, сидя на троне, взял предназначенный Друссу кубок с лентрийским красным и поднял его, обратясь к погребальному костру. Ульрик сделал то же самое, и оба молча выпили за павшего воина.
– Он был великий человек, – сказал Ульрик. – Отец много рассказывал мне о нем и его подруге. Ее звали Ровена, так?
– Да, и он очень любил ее.
– У великого человека и любовь должна быть великой. Мне жаль, что его больше нет. Хорошо бы война была игрой, где никто не расставался бы с жизнью. После сражения противники могли бы встретиться – вот как мы с тобой, – выпить и побеседовать.
– Друсс не согласился бы на такое. Будь это игра, где ведут счет очкам, Дрос-Дельнох был бы уже твоим. Но Друсс умел обращать очки в свою пользу и насмехался над здравым смыслом.
– До поры до времени – ибо он умер. Ну а ты? Что ты за человек, князь Регнак?
– Просто человек, Ульрик, – такой же, как ты.
Ульрик подался вперед, подперев рукой подбородок.
– Но я не такой, как все. Я не проиграл еще ни одного сражения.
– Я тоже.
– Ты озадачиваешь меня. Ты появился неизвестно откуда, женился на дочери умирающего князя. Никто прежде не слыхал о тебе, и никто не мог поведать о твоих деяниях. Однако люди умирают за тебя, как умирают только за любимых вождей. Кто же ты?
