Лойру переложили на одну из двух узких кроватей, застланных чистым белым бельем, и укрыли одеялом. Когда служители ушли, Эдуз приподнял голову больной и влил ей в рот какую-то темную жидкость из пузырька. Лойра поперхнулась и проглотила. Немного лекарства вытекло ей на подбородок. Эдуз вытер его платком и снова опустил ее голову на подушку.
— Можешь спать с ней здесь, Келлс. И ты тоже, — сказал он Тэсс.
— Я не могу. Мне работать надо.
— Я заплачу тебе... сколько следует, — сказал Клай.
— Не в этом дело, красавчик, — улыбнулась щербатым ртом Тэсс. — Если я уйду со своей делянки, мое место займет другая шлюха. Мне надо быть там. Но я приду сюда, как только смогу. — Она поднесла руку Клая к губам и поцеловала. Потом отвернулась в смущении и вышла.
Келлс взял мать за руку. Она уснула, но кожа у нее была горячая и шершавая на ощупь. Мальчик вздохнул и сел на край кровати.
Клай и Эдуз вышли из комнаты, и Келлс услышал, как Клай шепотом спросил:
— Сколько ей осталось?
— Трудно сказать. Раковые опухоли сильно разрослись. Она может умереть сегодня ночью или протянуть еще месяц. Шел бы ты домой, тебе ведь завтра драться. Я видел, как бьется этот дренай, — тебе надо предстать в наилучшем виде.
— Я буду на высоте, дружище, но домой пока не пойду. Лучше прогуляюсь немного, подышу воздухом. Знаешь, мне никогда не хотелось быть богом — до нынешнего вечера.
Келлс услышал, как атлет зашагал прочь.
Джарид был человек осторожный и думающий. Мало кто понимал это, глядя на здоровенного, как медведь, плечистого детину. Говорил он медленно, и все полагали, что и с мозгами у него не все ладно. Но Джарид не стремился никого разуверить. Зачем? Рожденный в трущобах Гульготира, он рано смекнул, что единственный способ добиться успеха — перехитрить своего ближнего. Прежде всего он усвоил, что мораль — оружие богатых. В чистом виде ни добра, ни зла не существует. Вся жизнь — сплошное воровство в том или ином виде. Богатые свое воровство называют налогами, а король может обокрасть целую страну, вторгшись в ее пределы, — и это зовется блистательной победой. А попробуй нищий украсть ковригу хлеба, его мигом повесят. Но Джарида не проведешь. Первого человека он убил, как только ему минуло двенадцать, — это был толстый купец, имя которого он давно позабыл. Джарид пырнул его ножом в пах и срезал с пояса кошелек. Купец еще долго вопил, и этот звук преследовал Джарида, улепетывающего по переулку. На украденные деньги мальчуган купил лекарства для матери и сестры и еду для их тощих животов.
Теперь, в сорок четыре года, Джарид стал признанным наемным убийцей. Он так прославился, что его мастерство привлекло внимание государства, и ныне услуги Джарида оплачивались из королевской казны. Его даже внесли в списки налогоплательщиков — это значило, что он сделался полноправным гражданином и может участвовать в выборах. У него был домик в юго-восточном квартале и экономка, которая заодно грела ему постель. Далеко не богач, Джарид все же прошел большой путь от мелкого воришки, каким был прежде.
Со своего места в переулке он видел, как Друсс вошел в трактир «Сломанный меч», и последовал за ним. Дренай заказал мясо, и служанка сказала ему, что народу нынче полно и потому блюдо поспеет не сразу.
Джарид, выйдя вон, сбегал туда, где прятался Копасс, дал ему указания и снова затаился во мраке. Копасс вскоре вернулся с дюжиной крепких бойцов, вооруженных ножами и дубинками. У одного был короткий арбалет. Джарид взял стрелка за локоть и отвел в сторону.
— Стреляй только в самом крайнем случае, если другие потерпят неудачу. Тебе все равно заплатят, пустишь ты стрелу или нет. Твоя мишень — чернобородый дренай в темной кожаной рубахе, ты его ни с кем не спутаешь.
— А почему бы не убить его, как только он выйдет на порог?
— Потому что я так велю, недоумок! Это первый дренайский боец. Нам довольно, если его просто ранят, понял?
— Кому это — нам?
— На завтрашний бой ставят большие деньги, — улыбнулся Джарид. — Если хочешь, я назову тебе имя моего хозяина, но знай: сразу же после этого я сверну тебе шею. Тебе выбирать. Ну так как, сказать или нет?
— Не надо. Я понял. Но и ты пойми: если твои ребята оплошают, мне придется стрелять в темноте по движущейся цели. Я не могу ручаться, что убью его. Как же быть?
— Тебе заплатят в любом случае. Занимай позицию. — Джарид собрал в кружок остальных и заговорил тихо, почти шепотом: — Дренай — опасный боец и очень сильный. Как только кто-то из вас пырнет его выше пояса — в спину, грудь или в руку, — разбегайтесь. Поняли? Это не смертный бой — глубокой раны нам хватит.
— Прошу прощения, сударь, — сказал тощий малый с недостающими передними зубами, — но я поставил на Клая. Не пропадут ли мои денежки, если дренай не сможет драться?
— Нет. Ставки делаются на то, что Клай получит золото. Если дренай не выйдет на поединок, золото сразу достанется Клаю, только и всего.
— А если нож войдет слишком глубоко и он помрет? — спросил другой.
— Жизнь — игра случая, — пожал плечами Джарид.
Обговорив все, что нужно, он прошел по переулку на пустырь и нырнул в какую-то темную дверь. Длинная Тэсс стояла у разбитого зеркала, спустив свое красное платье до пояса, и обмывалась холодной водой.
— Жарко нынче, — сказала она, улыбнувшись Джариду.
Он, не ответив на улыбку, больно заломил ей руку. Тэсс вскрикнула.
— Заткнись! Говорил я тебе, чтобы в эту ночь никаких больше клиентов?! Мне женщина свежая нужна.
— Да у меня никого и не было, красавчик. Бежала всю дорогу от больницы, вот и вспотела.
— Больница? С чего это? — Он отпустил ее и отошел на шаг.
Тэсс потерла тощую руку.
— Лойру забрали туда вечером. Клай приехал за ней и отвез ее в своей карете, вон оно как. Не карета — игрушечка, Джарид. Черное лакированное дерево, мягкие кожаные сиденья и атласные подушки. Теперь ее уложили в постель, а простыни уж такие белые, словно их из облаков ткали.
— Не знал, что она и с Клаем спала.
— Не спала она. Мальчишка ее, Быстрая Рука, сбегал и упросил Клая помочь. Теперь за Лойрой уход, и лекарства ей дают, и кормят.
— Ты лучше говори правду, девушка. — Джарид взял в ладонь отвисшую грудь Тэсс.
— Да когда я тебе врала-то, красавчик? — зашептала она. — Ты ж мой миленький, других нету.
Тэсс направила свою руку вниз и стала думать о другом. Все в этой игре было для нее таким знакомым, что больше не требовало внимания. Постанывая, лаская и принимая ласки, Тэсс думала о Лойре. Неправильно это, когда женщину кладут на такие чистые простыни только для того, чтобы умереть. Много раз они с Лойрой жались вместе под тонким одеялом в зимние ночи, когда холодный ветер сгонял с улицы всех клиентов. И мечтали вслух об огне, который горит целый день, о пуховых подушках и перинах, об одеялах из тончайшей шерсти. И хихикали, обнимая друг дружку. Теперь мечта бедной Лойры вроде как сбылась, а она об этом даже и не узнает. Скоро она умрет и в миг смерти испачкает своими нечистотами эти чистые, белые простыни.
