Кзун быстро раздел его и облачился в его одежду. Сапоги оказались слишком велики, и Кзун отшвырнул их прочь.
Он пришел к главному стволу и полез вверх по железным перекладинам, вделанным в камень. Наверху было темное небо с яркими звездами, и у Кэуна перехватило горло. Добравшись до выхода из шахты, он огляделся. Здесь стояли строения, где перемалывали руду, и казармы для стражи. Кзун вылез и медленно пошел через открытое место. Ветер принес запах лошадей и привел Кзуна к конюшне.
Кзун увел быстрого коня и помчался по свежему, чистому горному воздуху.
Он вернулся в селение, но никто не узнал в нем парня, которого забрали отсюда всего два года назад. Он облысел, и кожа у него стала бледной, как у мертвеца. Зубы на правой стороне рта сгнили, а крепко сбитое прежде тело стало поджарым, как у волка.
Готиры так и не пришли за ним. Они не знали по именам свой надирский «улов» и не записывали, из какого селения кто взят.
... Кзун поставил на место еще одну глыбу и отошел. Новая стена достигла почти уже четырех футов высоты. Красивая женщина принесла ведро воды с медным ковшом, низко поклонилась и подала Кзуну белый полотняный лоскут, спросив учтиво:
— Не желаете ли повязать себе голову?
— Спасибо, — сказал он, но не улыбнулся, чтобы не показать испорченных зубов. Он повязал свою лысую голову и спросил: — Ты кто?
— Я Зусаи, женщина Талисмана.
— Ты очень красивая — он просто счастливец.
Она снова поклонилась и подала ему воду в ковше. Он жадно напился и передал ведро своим людям.
— Скажи, откуда Талисман так хорошо знает готирские порядки?
— Ребенком они взяли его в заложники, и он учился в Бодакасской Академии — вместе с Квинг-чином и Лин-цэе.
— Ага, янычар. Я слышал о них.
— Он великий человек, поверьте.
— Только великий заслуживает такой женщины, как ты. Спасибо за платок.
Она отошла с поклоном, и Кзун вздохнул. Один из его воинов отпустил грубую шуточку.
— Еще слово, Чиск, и я вырву тебе язык, — пообещал Кзун.
— Какого ты мнения о других вожаках? — спросил Талисман.
Лин-цзе ответил не сразу, собираясь с мыслями.
— Самый слабый из них — Барцай. Он стар и не хочет умирать. Квинг-чин все такой же, каким я его помню: храбрый и рассудительный. Я благодарен Гаргану. Не приди он сюда с армией, я принужден был бы убить Квинг-чина. Это нанесло бы моей душе глубокую рану. Кзун? В этом сидит демон. Он бешеный, но стоять, думаю, будет до конца.
— А что скажешь о Лин-цзе?
— Каким ты его знал, таким он и остался. В племени меня зовут Человек с Двумя Душами. Вряд ли это правда, но годы в Бодакасе все же изменили меня. Теперь мне приходится прилагать усилия, чтобы быть надиром. Дела у меня еще хуже, чем у Квинг-чина. Он убил моего лучшего бойца и отказался вынуть ему глаза. А я бы вынул, хотя и против сердца. Понимаешь меня?
— Понимаю. Они многое у нас отняли — но и мы многое взяли у них и теперь употребим это с пользой.
— Мы умрем здесь, друг, — тихо сказал Лин-цзе. — Но умрем достойно.
— Братья до смерти. А может, и после нее — кто знает?
— Так какие же будут приказания, генерал?
Талисман посмотрел в темные сумрачные глаза Лин-цзе.
— Для начала нам очень важно одержать победу — хотя бы самую малую. Гарган пойдет с основным ядром, пустив вперед несколько рот кавалерии. Я хочу, чтобы ты со своими Небесными Всадниками пустил уланам кровь. Барцай говорит, что в двенадцати милях к западу есть узкий перевал. Когда уланы доберутся туда, вы нападете на них — но не в лоб, а обстреляете из луков и отойдете за перевал. У тебя есть весь нынешний день и завтрашнее утро, чтобы придумать, как их удивить. Захвати трофеи, если представится случай.
— Ты думаешь о Фекреме и его отступлении, — кивнул Лин-цзе.
— Верно. Я уже сказал, что нам нужно одержать победу. Но смотри же, не лезь на рожон. Если улан будет больше трех рот, не нападай — твоих тридцать воинов заменить некем.
— Сделаю все, что в моих силах, генерал, — сказал Лин-цзе и встал.
— Не сомневаюсь в этом. У тебя тут самая трезвая голова, Лин-цзе, — поэтому я тебя и выбрал.
Лин-цзе с тем же непроницаемым видом зашагал прочь.
— Сильный человек, — заметил подошедший Горкай.
— Каменный, — согласился Талисман. — Где Зусаи?
— Пошла в гробницу помолиться.
Талисман отправился следом и нашел Зусаи у каменного гроба. В затененной усыпальнице было прохладно, и он постоял немного, глядя на девушку. Она обернулась к нему, улыбнулась и сказала:
— Здесь так спокойно.
— Я видел, как ты дала платок Кзуну. Зачем?
— Он человек опасный и может... оспорить ваши приказания.
— Этого человека ни за какие деньги не купишь, а ты победила его ценой полотняного лоскута. Ты удивительная женщина, Зусаи.
— Для вас я готова на все, Талисман. Простите, если я проявила излишнюю смелость, но время дорого, не так ли?
— Так. — Он подошел к ней, а она взяла его руку и прижала к своей груди.
— Вы уже были когда-нибудь с женщиной? — спросила она.
— Нет.
— Тогда нас обоих ждет много открытий.
Он привлек ее к себе и коснулся губами ее губ. Запах ее волос наполнил его ноздри, вкус ее поцелуя отуманил разум. Чувствуя слабость и головокружение, он отстранился от нее.
— Я люблю тебя, мой Талисман, — прошептала она.
В эти краткие мгновения он забыл о том, что грозило им обоим, но теперь действительность ударила его словно кулаком.
— Сейчас не время, — сказал он.
— А если это время — все, что у нас есть? — Зусаи провела рукой по железной плите, вделанной в саркофаг, и прочла: — «Ошикай, Гонитель Демонов, великий воин». Он тоже был осажден врагами, когда женился на Шуль-сен. И у них тоже было мало времени. Талисман. Они прожили вместе всего четыре года. Но любовь их была велика, и наша будет такой же. Здесь я чувствую это особенно сильно. А если мы умрем, то уйдем в Пустоту рука об руку. Я и это знаю.
— Я не хочу, чтобы ты умерла. Я жалею о том, что привез тебя сюда, — от всего сердца жалею.
— А я этому рада. Ты победишь, Талисман. Твое дело правое, а готиры несут зло.
— Твоя вера трогает меня, Зусаи, но, к сожалению, добро не всегда побеждает. Мне пора — дела ждут.
— Когда ты переделаешь все дела, а ночь покажется тебе долгой, приходи ко мне, Талисман. Придешь?
