Она пошла быстрее, морщась от впивавшихся в ступни острых
камешков. На левой стороне улицы стояли дома, и она пошла по парадным лужайкам,
которые теперь превращались в поля. Отяжелевшая от росы и сладко пахнувшая
трава доходила ей до обнаженных голеней. Это навело на мысли о том времени,
когда она бежала вместе с мальчиком по такой же траве при свете полной луны. В
нижней части ее живота перекатывался тяжелый шар возбуждения. Она чувствовала,
как становились упругими ее груди. Она знала, что если мальчик схватит ее, то
она позволит ему лишить себя девственности. Лунный свет и влажная трава пьянили
ее. Она бежала, как индеец по зарослям кукурузы. Схватил ли он ее? Какое это
теперь имело значение?
Она побежала еще быстрее. Джо стоял перед верандой, на
которой спал человек. Его белые трусы выделялись из темноты. В сущности, у
мальчика была такая темная кожа, что на первый взгляд могло показаться, что
трусы просто висели в пространстве или были надеты на невидимку из романа Г.
Дж. Уэллса.
Она знала, что Джо был родом из Эпсома, потому что именно
там она его и нашла. Сама Надин была из Саут Барнстеда, городка в пятнадцати
милях к северу от Эпсома. Она методично искала других оставшихся в живых, но не
хотела при этом покидать свой дом. Она вела поиски по все более расширяющимся
концентрическим кругам. Нашла она только Джо, у которого был жар и бред после
укуса какого-то животного… судя по размеру, крысы или белки. Он сидел на
лужайке перед домом в Эпсоме в одних трусах, сжимая в руке нож для разделки
мяса, словно дикарь из каменного века или умирающий, но по-прежнему злобный
пигмей. У нее был опыт лечения инфекций. Она внесла его в дом. Был ли это его
собственный дом? Похоже на то, но пока Джо ей не скажет, она не будет в этом
уверена. В доме было много трупов; мать, отец, трое других детей, самому
старшему из которых было около пятнадцати. Она нашла кабинет местного доктора,
где были дезинфицирующие средства, антибиотики и бинты. Она не знала точно,
какой из антибиотиков нужно применить, и ей было известно, что в случае ошибки
он может умереть, но если она будет бездействовать, то он умрет так и так. Укус
был на лодыжке, которая распухла до размеров автомобильной шины. Удача не
оставила ее. Через три дня лодыжка приобрела прежние размеры, а температура
спала. Мальчик стал доверять ей. Когда она просыпалась по утрам, то обнаруживала
его рядом с собой. Они поселились в большом белом доме. Она стала называть его
Джо. Это не было его настоящим именем, но в те времена, когда она работала
учительницей, любая девочка, имени которой она не знала, была для нее Джейн, а
любой мальчик — Джо. Мимо прошел солдат, смеясь, плача и проклиная лейтенанта
Мортона. Джо хотел броситься на него из засады и заколоть ножом. А теперь этот
человек. Она боялась отобрать у Джо нож, так как это был его талисман. Если она
попытается это сделать, он может броситься на нее. Он спал, зажав нож в руке, и
когда однажды она попыталась разжать его пальцы не столько для того, чтобы
действительно отнять нож, сколько для того, чтобы посмотреть, возможно ли это в
принципе, он мгновенно проснулся. Секунду назад он крепко спал. И вот эти
жесткие серо-голубые китайские глаза уже уставились на нее со сдержанной
свирепостью. Он прижал к себе нож с тихим рычанием. Слов он не произносил.
Он заносил нож, потом опускал его и снова заносил. Потом
тихонько рычал и тыкал ножом в направлении веранды. Возможно, подогревал себя
для решающей атаки.
Она приблизилась к нему сзади, не таясь, но он не услышал
ее. Джо был затерян в своем собственном мире. Подчиняясь внезапному импульсу,
она схватила его за кисть и резко повернула ее против часовой стрелки.
Джо зашипел, и Ларри Андервуд слегка шевельнулся во сне,
перевернулся на другой бок и вновь затих. Нож упал на траву между ними, и
серебряные лунные блики засверкали на его зазубренном лезвии. Они напоминали
светящиеся снежинки.
Он уставился на нее с выражением злобы, упрека и недоверия.
Надин смело встретила его взгляд. Она указала рукой в том направлении, откуда
они пришли. Джо злобно потряс головой. Он указал на веранду и сделал ужасающе
откровенный жест, проведя большим пальцем себе по горлу на уровне адамова
яблока. Потом он усмехнулся. Надин никогда раньше не видела, как он улыбается,
и мороз пошел у нее по коже. Даже если бы его сияющие белые зубы превратились в
остро отточенные клыки, улыбка не стала бы более свирепой.
— Нет, — сказала она мягко. — Или я разбужу его прямо
сейчас.
Джо встревожился. Он быстро покачал головой.
— Тогда пошли назад. Спать.
Он бросил взгляд вниз на нож, а потом снова посмотрел на
нее. Свирепое выражение исчезло с его лица. Он был теперь всего лишь
потерявшимся маленьким мальчиком, который требовал своего мишку и хотел
укрыться колючим одеялом, сопровождавшим его всю жизнь, начиная с колыбели.
Надин смутно почувствовала, что, возможно, наступило время отобрать у него нож,
просто твердо покачать головой. Но что тогда? Закричит ли он? Он кричал после
того, как безумный солдат исчез из виду. Кричал не переставая, исторгая из себя
оглушительные и невнятные звуки ужаса и ярости. Хотелось ли ей встретиться со
спящим человеком ночью, когда эти крики будут звенеть у них в ушах?
— Ты идешь?
Джо кивнул.
— Хорошо, — сказала она спокойно. Он быстро нагнулся и
поднял нож.
Вдвоем они пошли обратно, и он доверчиво жался к ней, забыв,
по крайней мере, на время, о человеке, невольно вторгшемся в их жизнь. Он обнял
ее и заснул. Она почувствовала старую знакомую боль в животе, гораздо более
острую и всеобъемлющую, чем боли, вызванные усталостью. Причиной ее была
женская болезнь, и здесь нельзя было ничем помочь. Вскоре она уснула.
Она проснулась ранним утром — часов у нее не было. Тело ее
замерзло и застыло. Она почувствовала внезапный страх, подумав о том, что Джо
хитро дождался того момента, когда она уснет, снова подкрался к дому и
перерезал глотку спящему. Руки Джо уже не обвивали ее. Она чувствовала себя
ответственной за детей, которых не спросили, прежде чем произвести их на свет,
но если он сделал это, то она прогонит его. Отнимать чью-то жизнь, когда и так
столько жизней было отнято, — это непростительный грех. И кроме того без
чьей-нибудь помощи ей не продержаться наедине с Джо. Это все равно что быть в
одной клетке с легко возбудимым львом. Как и лев, Джо не мог (или не хотел) говорить.
Он лишь рычал своим голосом потерявшегося маленького мальчика.
Она села и увидела, что мальчик по-прежнему рядом с ней. Во
сне он просто слегка отодвинулся от нее. Он лежал, свернувшись калачиком, как
зародыш, с большим пальцем во рту, с ножом в руке.
Снова одолеваемая сном, она пошла к траве, помочилась и
вернулась обратно к своему одеялу. На следующее утро она уже не знала,
действительно ли она просыпалась ночью, или это был только сон.
«Если мне и снились сны, — подумал Ларри, — должно быть,
хорошие». Но ни один из них не всплывал у него в памяти. Он чувствовал себя,
как в прежние времена, и подумал, что сегодня будет хороший денек. Сегодня он
увидит океан. Он скатал свой спальный мешок, укрепил его на багажнике, пошел
обратно за своим рюкзаком… и остановился.
