— Если он ночью перережет мне глотку, то вам волей-неволей
придется принять в этом участие.
Она наклонила голову.
Говоря так тихо, что только она могла его слышать (он не
знал, понимает ли наблюдавший за ними Джо, что они говорят), Ларри произнес:
— Он мог бы сделать это уже прошлой ночью, если бы вы не
пошли за ним. Разве это не так?
— Все это могло бы случиться, но ведь не случилось, —
ответила она мягко.
Ларри засмеялся.
— Дух Рождества вот-вот придет?
Она подняла на него глаза.
— Я хочу пойти с вами, Ларри, но я не могу оставить Джо. Вам
решать.
— Это не так-то просто.
— Жизнь в наши дни не очень простая вещь.
Он задумался. Джо сидел на обочине, наблюдая за ними глазами
цвета морской воды. Позади них настоящая морская вода омывала скалы, с шумом
прорываясь в секретные ходы, проделанные ею в камне.
— Хорошо, — сказал он. — Мне кажется, что вы проявляете к
нему опасную снисходительность, но… хорошо.
— Спасибо вам, — сказала Надин. — Я буду отвечать за его
поступки.
— Это будет большим утешением, когда он убьет меня.
— Это будет на моей совести до последнего дня жизни, —
сказала Надин, и внезапно уверенность в том, что в не слишком отдаленном
будущем все ее слова о святости жизни обернутся против нее, чтобы посмеяться
над ней, захлестнула ее, как порыв холодного ветра. Она поежилась. «Нет, —
сказала она себе. Я не могу стать убийцей. Только не это. Никогда».
В тот вечер они разбили лагерь на мягком белом песке
публичного пляжа в Уэллсе. Рядом с комком водорослей, отмечавшим самую высокую
линию прилива, Ларри развел большой костер. Джо сел с другой стороны костра,
подальше от него и от Надин, и бросал в огонь небольшие палочки. Иногда он
поджигал палку побольше и начинал носиться с ней по пляжу, держа ее перед
собой, словно единственную свечу, зажженную в честь его дня рождения.
— Вы играете?
Он слегка подпрыгнул при звуке ее голоса и посмотрел на
футляр, лежавший перед ним на песке. Раньше он стояла, прислонившись к
«Стейнвею» в музыкальной комнате большого дома, куда они проникли, чтобы добыть
себе ужин. Он нагрузил свой рюкзак консервными банками и, подчиняясь внезапному
импульсу, взял с собой гитару, даже не заглянув в футляр. Последний раз он
играл на гитаре во время той сумасшедшей вечеринки, а было это шесть недель
назад. Совсем в другой жизни.
— Да, играю, — сказал он и обнаружил, что хочет играть, но
не для нее, а просто потому, что иногда это приятно, это прочищает мозги. А
когда разводят костер на пляже, то кто-нибудь обязательно берется за гитару.
— Давайте-ка посмотрим, что у нас там, — сказал он,
расстегивая замки.
Он ожидал, что гитара окажется хорошей, но то, что лежало
внутри, все-таки оказалось для него приятным сюрпризом. Это была
двенадцатиструнная гитара фирмы «Гибсон». Прекрасный инструмент, возможно, даже
ручной работы.
— Красивая, — сказала она.
— Это точно.
Он взял несколько аккордов, и ему понравилось звучание, хотя
струны и были немного расстроены. Звук был насыщеннее и богаче, чем у
шестиструнки. Гармоничный, но жесткий.
Он стал настраивать гитару на слух, вспоминая о Барри Григе,
Джонни МакКолле и Уэйне Стаки. Когда он уже почти закончил, Надин дотронулась
до его плеча, и он поднял взгляд.
Джо стоял рядом с костром, позабыв о потухшей палке в руке.
Странные глаза его смотрели на Ларри с откровенной зачарованностью, а рот его
был раскрыт.
Очень тихо, так тихо, что это могла быть всего лишь мысль у
него в голове, Надин сказала:
— У музыки есть волшебная сила…
Ларри начал наигрывать старые блюзы, которые он выучил с
пластинки «Электры», когда был еще подростком. Потом, убедившись в том, что
гитара хорошо настроена, он запел… пел он всегда лучше, чем играл.
Крошка, я вернулся из далеких мест
Ночь в день превратит мой приезд
Потому что я здесь
Далеко от дома
Но ты слышишь, как я еду сюда
На хребте у черного кота.
Джо улыбался, как человек, который только что узнал какой-то
приятный секрет. Ларри подумал, что он стал похож на кого-то, кто долгое время
страдал от зуда между лопатками в том месте, куда не достают руки, а потом
наконец встретил человека, который точно знал, где надо почесать, чтобы зуд
прошел. Он порылся в запылившихся архивах своей памяти в поисках второго
куплета и нашел то, что искал.
Я кое-что умею, мама, это факт
Они не слышат ритма, не попадают в такт
Я слышу ритм
Далеко от дома
И ты услышишь, как я еду сюда
На хребте у черного кота.
Открытая, восхищенная улыбка Джо озарила его глаза, и в них
появилось выражение, которое, как показалось Ларри, вполне могло бы заставить
любую молодую девушку повилять бедрами. Он дошел до инструментального куска и
сыграл его не так уж плохо. Его пальцы извлекали из гитары правильные звуки:
жесткие, яркие, немного кричащие, словно набор фальшивых драгоценностей, возможно,
краденых, выставленных на продажу в бумажном пакетике на углу улицы. Третий
куплет он вспомнить не смог — там было что-то о железнодорожной колее. Тогда он
повторил первый куплет и умолк.
Когда он кончил петь, Надин засмеялась и захлопала в ладоши.
Джо отбросил свою палку и стал скакать по песку, испуская приветственные крики
бешеной радости. Ларри с трудом мог поверить в свершившуюся с ребенком перемену
и велел себе не обольщаться на этот счет. Иначе можно было потерпеть крупное
разочарование.
«У музыки есть волшебная сила, способная укротить дикого
зверя».
С невольным недоверием он задумался о том, неужели все могло
быть так просто. Джо подавал ему какие-то знаки, и Надин сказала:
— Он хочет, чтобы вы сыграли еще что-нибудь. Вы не могли бы?
Это было прекрасно. Когда вы поете, я чувствую себя лучше. Гораздо лучше.
Он сыграл «Поездку за город» Джеффа Малдора и свой
собственный «Блюз Салли». Потом он сыграл «Катастрофу на шахте в Спрингхилле» и
«Все в порядке, мама» Артура Крудупа. Потом он переключился на примитивный
рок-н-ролл, а напоследок сыграл песню, которая ему всегда нравилась, —
«Бесконечный сон» Джоди Рейнольдса.
