Позади нее вновь закричал Марк, словно возвещая ей ужасное
пророчество, и она почувствовала к нему ненависть.
Они переглянулись в пульсирующей темноте.
Из дневника Фрэн Голдсмит
6 июля, 1990
После недолгих уговоров мистер Бэйтмен согласился ехать с
нами. Он заявил, что после всех своих статей («Я пишу их умными словами, чтобы
никто не мог догадаться, насколько они примитивны», — сказал он) и после того,
как он в течение двадцати лет отравлял студентам жизнь своей социологией, он
решил, что не имеет права упустить такую возможность.
Стью спросил, какую возможность он имеет в виду.
«По-моему, это должно быть ясно, — сказал Гарольд своим
НЕВЫНОСИМО ВЫСОКОМЕРНЫМ тоном (иногда Гарольд бывает милым, но часто он
превращается в мешок дерьма, и этим вечером был как раз такой случай). — Мистер
Бэйтмен…»
«Пожалуйста, называй меня Гленом», — сказал он очень
спокойно, но Гарольд так на него посмотрел, словно он обвинил его в
какой-нибудь социальной аномалии.
«Глен, как социолог, имеет возможность лично присутствовать
при зарождении нового Общества, как мне кажется. Он хочет изучить, насколько
действительность соответствует теории».
Ну, короче говоря, Глен согласился, что в основном это так,
но добавил: «У меня также есть несколько своих теорий, которые я хочу
подтвердить или опровергнуть. Я, например, не верю, что человек, возродившийся
из пепла супергриппа, будет чем-нибудь отличаться от человека с истоков Нила с
костью в носу и с женщиной, которую он держит за волосы. Такова одна из
теорий».
Стью сказал своим всегдашним спокойным тоном:
«Потому что все лежит под ногами и только ждет, чтобы его
подобрали снова». Он выглядел таким мрачным, когда говорил это, что я
удивилась, и даже Гарольд посмотрел на него с некоторым интересом.
Но Глен кивнул и сказал:
«Правильно. Общество технологий, так сказать, освободило
площадку, но забыло унести с собой баскетбольные мячи. Появится кто-то, кто
помнит правила, и научит всех остальных. Точное сравнение, не правда ли? Надо
будет его потом записать».
А Гарольд ему сказал:
«Вы говорите так, будто считаете, что все начнется снова —
гонка вооружений, загрязнение окружающей среды и так далее. Это еще одна
теория? Или просто следствие первой?»
«Не вполне», — начал Глен, но Гарольд его перебил и начал
говорить о том, что хотя он о людях довольно невысокого мнения, все же он не
думает, что они окажутся такими идиотами. Одну его фразу я запомнила, потому
что образ был уж очень впечатляющий: «Раз уж Гордиев узел разрублен, нам нет
никакого смысла браться за работу и запутывать его снова».
«Время покажет», — только и ответил ему Глен.
Все это происходило около часа назад, а теперь я нахожусь в
спальне наверху, и Коджак лежит передо мной на полу. Хороший пес! Здесь
довольно уютно, и это напоминает мне о доме, но я стараюсь не думать о доме
слишком часто, потому что от этого я плачу. Я знаю, что это звучит ужасно, но,
ей-Богу, мне действительно хотелось бы, чтобы кто-нибудь помог мне нагреть
постель. И я даже знаю кто.
Выбрось это из головы, Фрэнни!
Итак, завтра мы едем в Стовингтон, и я знаю, что Стью эта
идея не очень-то по душе. Он боится этого места. Стью мне очень нравится, и мне
хотелось бы, чтобы и Гарольд стал лучше к нему относиться. С Гарольдом все так
трудно, но, наверное, он не может изменить свой характер.
Глен решил оставить Коджака. Он огорчен этим, хотя у Коджака
и не будет никаких проблем с едой. Единственное, что мы можем сделать, — это
найти мотоцикл с коляской, но даже и тогда бедный Коджак может испугаться и
выпрыгнуть. Покалечится или погибнет.
Как бы то ни было, завтра мы отправляемся.
ЗАПОМНИТЬ: В «Тексас Рейнджерс» (бейсбольная команда) был
подающий по имени Нолан Райан, который умел подавать так, что мяч невозможно
было отбить, а это очень сложно. По телевидению показывали комедии с записанным
на пленку смехом, и смех включали в забавных местах — считалось, что так
смотреть интереснее. На рынках можно было купить замороженные пирожные и торты,
а дома надо было только дать им оттаять и есть. Больше всего я любила
земляничный пирог Сары Ли.
7 июля, 1990
Долго писать не могу. Ехали целый день. Прошлой ночью мне
опять приснился этот сон. Гарольду тоже приснился этот (?) человек (?) и это
его очень расстроило, потому что он не может объяснить, почему мы оба видели
один и тот же сон.
Стью говорит, что ему до сих пор снится Небраска и эта
старая негритянка. Она продолжает говорить ему, чтобы он пришел ее повидать в
любое время. Стью считает, что она живет в городке Холанд Хоум или Хоумтаун или
что-то вроде этого. Говорит, что может ее найти. Гарольд высмеял его и пустился
в долгие разглагольствования о том, что сны являются психо-фрейдистским
проявлением тех вещей, о которых мы не осмеливаемся думать, когда бодрствуем.
По-моему, Стью рассердился, но сдержал себя. Я очень боюсь, что их тайная
вражда может перейти в открытую. КАК МНЕ ЖАЛЬ, ЧТО ВСЕ ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ!
Но так или иначе, Стью спросил: «Так почему же у тебя и у
Фрэнни был один и тот же сон?» Гарольд что-то пробормотал о совпадении и гордо
удалился.
Стью сказал Глену и мне, что он хочет, чтобы после
Стовингтона мы отправились в Небраску. Глен пожал плечами и сказал: «Почему бы
и нет? Надо же нам куда-нибудь идти».
Гарольд, разумеется, станет возражать из «общих принципов».
Черт тебя возьми, Гарольд! Когда же ты наконец подрастешь?
ЗАПОМНИТЬ: В конце восьмидесятых в США часто не хватало
бензина, потому что все на чем-нибудь ездили, а большинство наших нефтяных
запасов было израсходовано, и арабы подложили нам свинью. У арабов было столько
денег, что они буквально не могли их все истратить. Была такая рок-н-ролльная
группа под названием «Зе Ху», которая иногда в конце своих выступлений
разбивала гитары и усилители.
8 июля, 1990
Уже поздно, и я устала, но я постараюсь записать как можно
больше, пока глаза просто не ЗАХЛОПНУТСЯ. Гарольд закончил свою надпись около
часа назад и укрепил табличку на главной лужайке перед центром в Стовингтоне.
Стью помог ему.
Я пыталась подготовить себя к разочарованию. Я никогда не
подозревала Стью во лжи, и я не думаю, чтобы Гарольд подозревал. Так что я была
уверена, что там все умерли, но все равно было очень грустно, и я заплакала.
Ничего не могла с собой поделать.
Но не одна я расстроилась. Когда Стью увидел центр, он жутко
побледнел. На нем была рубашка с короткими рукавами, и я заметила, что его руки
покрылись гусиной кожей. Глаза его обычно синие, но на этот раз они стали
какого-то грязного цвета, как океан в плохую погоду.
