* * *
Было четверть одиннадцатого утра. Мусорный Бак сидел на
скамейке и наматывал медную проволоку, позволив своим мыслям унестись на
миллион миль от той работы, которую выполняли его пальцы. Он сочинял псалом,
обращенный к темному человеку. Ему пришло в голову, что надо раздобыть большую
книгу (Книгу, собственно говоря) и начать записывать в нее некоторые свои мысли
о нем. Возможно, когда-нибудь людям захочется ее прочитать. Тем людям, которые
чувствуют по отношению к нему то же, что и Мусорный Бак.
К его скамейке подошел Кен ДеМотт, и сквозь его загар
Мусорный Бак заметил испуганную бледность.
— Пошли, — сказал он. — Работа окончена. Мы возвращаемся в
Вегас. Все до одного. Автобусы ждут.
— Почему?
— Не знаю. Это его приказ. Ллойд всех оповестил. Пошевеливайся,
Мусорок. В таких случаях лучше не задавать вопросов.
Когда они подъезжали к городу, Мусорный Бак услышал, как
человек, сидевший от него через проход, тихо сказал своему соседу:
— Это Гек. Гек Дроган. Черт возьми, и как этот призрак
умудряется все разнюхать?
— Заткнись, — сказал сосед и бросил недоверчивый взгляд на
Мусорного Бака.
Мусорный Бак отвел глаза и стал смотреть в окно на
проносящуюся мимо пустыню. Ему было неспокойно.
Всех их собрали вокруг фонтана. Более четырехсот человек
образовали полукруг неправильной формы. Некоторые люди из задних рядов встали
на стулья, чтобы лучше видеть. Поначалу Мусорный Бак думал, что они смотрят на
фонтан, но когда он протиснулся чуть-чуть поближе, он увидел, что на лужайке
перед фонтаном что-то есть.
Кто-то ухватил его за локоть. Это был Ллойд. Лицо его было
напряженным и бледным.
— Я искал тебя. Он хочет встретиться с тобой после. А пока у
нас это. Господи, как я это не люблю. Пошли. Мне нужна помощь, а ты — один из
избранных.
У Мусорного Бака закружилась голова. Он хочет встретиться с
ним! С ним! Ну, а пока у нас это… что бы это ни было.
— В чем дело, Ллойд? Что это?
Ллойд не ответил. По-прежнему крепко держа Мусорного Бака за
руку, он вел его сквозь толпу к фонтану.
Перед толпой стоял Уитни Хоган. Он курил сигарету. Одной
ногой он стоял на том самом предмете, который Мусорный Бак никак не мог
разглядеть. Это был деревянный крест. Его вертикальная перекладина была длиной
около двенадцати футов.
— Все здесь? — спросил Ллойд.
— Да, — сказал Уитни. — Похоже, все. Девять человек ушли в
разведку. Флегг сказал, что их дожидаться не надо. Как ты, Ллойд?
— Со мной все будет в порядке, — сказал Ллойд. — Ну… не
совсем в порядке, но ты же знаешь — я выдержу.
Уитни кивнул в сторону Мусорного Бака.
— Паренек знает?
— Я ничего не знаю, — сказал Мусорный Бак. В нем боролись
чувства надежды и ужаса. — В чем дело? Кто-то в автобусе говорил насчет Гека…
— Да, это Гек, — сказал Ллойд. — Он употреблял кокаин. Иди,
Уитни, скажи, чтобы тащили его сюда.
Уитни пошел, переступив через четырехугольную ямку в земле.
Края ее были обмазаны цементом. Мусорный Бак почувствовал, что во рту у него
пересохло. Он повернулся и оглядел молчаливую толпу, а потом перевел глаза на
Ллойда, который смотрел на крест и трогал белую головку прыща у себя на
подбородке.
— Ты… мы… распнем его? — наконец выдавил из себя Мусорный
Бак.
Ллойд неожиданно полез в карман своей линялой рубашки.
— Знаешь, у меня кое-что для тебя есть. Он дал мне это,
чтобы я вручил тебе. Хочешь?
Из нагрудного кармана он достал тонкую золотую цепочку с
куском черного янтаря. В камне была крошечная красная щель, совсем как у
Ллойда. Ллойд повертел камень перед глазами Мусорного Бака.
В глазах Ллойда светилась правда — слишком явная, чтобы
можно было ее проигнорировать. Мусорный Бак понял, что уже никогда у него не
будет права плакаться, скулить и говорить, что он ничего не знал. «Принимая
это, ты принимаешь и все остальное, — говорили глаза Ллойда. — А Гек Дроган,
ясное дело, является составной частью этого остального. Гек и обмазанная
цементом ямка, которая как раз подходит для основания креста».
Он медленно протянул руку. Пальцы его замерли как раз в тот
момент, когда уже почти коснулись золотой цепочки.
«Это мой последний шанс. Последний шанс снова стать
Дональдом Меренном Элбертом».
Но другой голос, гораздо более властный (хотя отчасти и
нежный, как прохладная рука на разгоряченном лбу), сказал ему, что время делать
выбор давным-давно прошло. Если он выберет Дональда Мервина Элберта сейчас, он
умрет. Он искал темного человека по своей свободной воле (если она вообще
существует у Мусорных Баков) и принимал его дары. Темный человек спас его от
смерти в руках Малыша (мысль о том, что темный человек мог подослать Малыша как
раз для этой цели, никогда не приходила ему в голову), а это безусловно
означало, что жизнью своей он обязан все тому же темному человеку… человеку,
которого многие здесь называли Ходячим Хлыщом. Жизнь! Разве он сам не предлагал
ее снова и снова?
«Но твоя душа… предлагал ли ты душу свою наравне с жизнью?»
«Назвался груздем — полезай в кузов», — подумал Мусорный Бак
и одной рукой бережно подхватил золотую цепочку, а другой взял черный камень.
Камень был прохладным и гладким. Он на мгновение зажал его в кулаке, просто для
того чтобы проверить, сможет ли он согреть его теплом своего тела. Он подумал,
что вряд ли у него это получится, и оказался прав. Он повесил камень себе на
шею, и тот стал холодить его кожу, словно крошечный кусочек льда.
Но Мусорный Бак не возражал против этого холода.
Этот холод уравновешивал тот огонь, которым всегда был объят
его мозг.
— Просто скажи себе, что ты его не знаешь, — сказал Ллойд. —
Я говорю про Гека. Я всегда так поступаю. Так гораздо легче. Так…
Двери отеля распахнулись. Исступленные крики ужаса
пронеслись по толпе.
Группа из девяти человек спустилась вниз по ступенькам. В
центре был Гектор Дроган. Он отбивался, как попавший в ловушку тигр. Лицо его
было смертельно бледным, и лишь на скулах выступили ярко-красные чахоточные
пятна. Пот стекал с него ручьями. Он был абсолютно голым. Его держали пять
человек. Среди них был и Козырной Туз.
— Козырной! — бормотал Гектор. — Послушай, Козырной, что ты
скажешь? Окажи мне небольшую услугу, а? Скажи им, чтобы они перестали. Клянусь
Богом, я смогу искупить свою вину. Что ты скажешь? Небольшая услуга!
Пожалуйста, Козырной!
