— Ты хочешь сказать, что она боится меня, как эта девушка
боялась своего мужа?
— Возможно, — сказала она, думая о том, что он не понял ни
слова из того, что она сказала. Неожиданно она расплакалась.
— Ну, — сказал он. — Ну, успокойся. — Он попытался обнять
ее.
Она ударила его по рукам.
— Ты получаешь от меня все, что хочешь. Тебе нет нужды
ломать мне руки!
— Люси, да я тебя никогда пальцем не тронул, — сказал он
угрюмо.
— Боже, как ты глуп! — закричала она. — Почему мужчины так
глупы, Ларри? Вы можете видеть только белое и черное. Да, ты никогда не трогал
меня. Я не похожа на нее. Ей ты можешь выкрутить руку, но она только плюнет
тебе в глаз и скрестит ноги. Мужчины знают, какое имя подобрать для таких
девушек, как я. Они пишут его в кабинках туалетов, я слышала об этом. Но вся
моя вина в том, что я хочу тепла. Любви. Разве это так плохо?
— Нет. Нет, конечно. Но, Люси…
— Но ты не веришь в это, — сказала она насмешливо. — Вот ты
и гонишься за Мисс Высокие Бедра, а пока что, когда заходит солнце, устраиваешь
скачки с Люси.
Он сидел и кивал. Каждое слово ее было правдой. Он слишком
устал, чтобы возражать. Похоже, и она это заметила.
— Если она станет твоей, Ларри, я первая брошу тебе букет. Я
ни на кого не держала зла в своей жизни. Только… попытайся не быть таким
разочарованным.
— Люси…
— Мне просто кажется, что любовь для нас очень важна. Только
любовь поможет нам выжить. Ведь против нас — ненависть, и хуже того — пустота.
— Голос ее прервался. — Уже поздно. Пошли спать. Идешь?
— Да, — сказал он. Когда они встали, он обнял ее и
поцеловал. — Я люблю тебя так сильно, как только могу, Люси.
— Я знаю, — сказала она, устало улыбнувшись.
Через десять минут после того, как Ларри и Люси уснули,
проснулась Надин. Ужас пел в ее венах.
«Кто-то хочет меня, — подумала она, слушая, как замедляется
бешеный бег ее сердца. — Так вот в чем дело. Кто-то хочет меня. Это правда».
«Но… так холодно».
Сны начались у нее сразу же после окончания эпидемии. В этих
снах она понемногу начала узнавать своего будущего жениха, несмотря на то что
никогда не видела его лица. Он был тот, кого она ждала всю жизнь. Она хотела
быть с ним, но… она не хотела этого. Она была предназначена ему, но он пугал
ее.
Потом появился Джо, а потом и Ларри. Все очень усложнилось.
Она начала ощущать себя призовым кольцом в перетягивании каната. Она понимала,
что ее чистота, ее девственность очень важна для темного человека. Что если
Ларри (или любой другой мужчина) познает ее, то темные чары исчезнут. А ее
влекло к Ларри.
Надин лежала в темноте и смотрела на звезды.
Боулдер был ее последней надеждой. Старая женщина. В отличие
от всех остальных, она никогда не видела ее во сне. Но рациональный, здоровый
порядок, который она так надеялась найти в Стовингтоне, начал теперь
сосредотачиваться в Боулдере.
Но как она жаждала его холодного поцелуя — даже больше, чем
она жаждала ощутить губы своего школьного товарища, когда убегала от него по
полю… даже больше, чем поцелуев и объятий Ларри Андервуда.
«Завтра мы будем в Боулдере, — подумала она. — Может быть,
тогда я узнаю, кончено мое путешествие или…»
Падающая звезда чиркнула по небу, и она загадала желание.
Глава 47
Начиналась заря. Стью Редман и Глен Бэйтмен поднимались по
горе Флэгстафф.
— Сегодня у меня разболится голова, — сказал Глен. — Не припомню,
чтобы я когда-нибудь пьянствовал всю ночь с тех пор, как учился в колледже.
— Этот восход стоит того, чтобы на него посмотреть, — сказал
Стью.
— Да, действительно. Красиво. Ты когда-нибудь раньше был в
Скалистых горах?
— Нет, — сказал Стью. — Но я рад, что пришлось. — Он поднял
фляжку с вином и сделал глоток. — Послушай, социолог, объясни мне, что теперь с
нами случится?
— Сформируется новое общество, — медленно сказал Глен. —
Какого типа? Пока предсказать невозможно. Здесь теперь почти четыреста человек.
Судя по скорости, с которой они прибывают, к первому сентября нас будет уже
тысячи полторы. Запиши мое предсказание номер один.
К удивлению Глена, Стью действительно вытащил из заднего
кармана джинсов тетрадь и нацарапал то, что сказал Глен.
— Трудно в это поверить, — сказал Стью. — Мы проехали всю
страну и встретили не больше ста человек.
— Да, но ведь они все прибывают, не так ли?
— Это верно. Уже сейчас Ральф поддерживает контакт с пятью
или шестью группами.
— Ну да. А Матушка Абагейл сидит рядом с ним на
радиостанции, но говорить по радио не хочет. Утверждает, что боится
электрошока.
— Фрэнни так полюбила ее, — сказал Стью. — Отчасти из-за
того, что она все знает о родах, но отчасти просто из-за того… что полюбила.
Понимаешь, о чем я?
— Да. Почти все вокруг чувствуют то же самое.
— А сколько людей будет к зиме? — спросил Стью, возвращаясь
к прежней теме.
— Около восьми тысяч.
— Что-то не верится.
— Простая арифметика. Предположим, что от гриппа умерло
девяносто девять процентов населения этой страны. Но и тогда должно было
остаться около двух миллионов. Предположим, десять процентов погибли уже после
эпидемии — от болезней, пожаров и тому подобного. Еще десять умрут этой зимой.
Не забывай, что у нас в Боулдере есть пока только один ветеринар. Из
оставшегося миллиона и шестисот тысяч, надеюсь, миллион окажется у нас.
— Почему ты думаешь, что большинство будет у нас, а не у
него?
— По одной очень ненаучной причине, — сказал Глен, ероша
волосы. — Мне нравится верить в то, что большинство людей по своей природе
добры. А мне кажется, что кто бы там ни группировался на западе, они
по-настоящему злы. Но у меня есть одно предчувствие… — Он запнулся.
— Валяй, рассказывай.
— Расскажу, так как я пьян в стельку. Но это останется между
нами, хорошо?
— Хорошо.
— Честное слово?
— Честное слово, — сказал Стью.
— Мне кажется, что большинство технических специалистов
пойдут с ним, — сказал Глен. — И не спрашивай меня, почему — это только
предчувствие. Разве что дело в том, что технари в основном привыкли работать в
атмосфере жесткой дисциплины и ясных целей. У него могут оказаться люди,
способные запустить ядерные ракеты в Айдахо. У него будут танки, вертолеты,
парочка бомбардировщиков Б-52, просто для смеха. Сейчас он, наверное,
восстанавливает электричество и коммуникации. Рим строился не в один день, и он
знает об этом. У него есть время.
