— Да, но вас я не знаю.
— Ларри Андервуд. Мы приехали только сегодня. Собственно
говоря, я ищу парня по имени Гарольд Лаудер. Мне сказали, что он живет в доме №
261 по Перл Стрит вместе со Стюартом Редманом, Фрэнни Голдсмит и другими
людьми.
Смешинка исчезла.
— Гарольд сначала жил с нами, но он давно выехал. Сейчас он
на Арапахоу, в восточной части города. Я могу дать вам адрес и показать дорогу.
— Спасибо большое. Но я, пожалуй, подожду до завтра. Вряд ли
стоит снова подвергать себя риску.
— Вы знаете Гарольда?
— И да и нет — точно так же, как и вас. Хотя я должен
признаться, что вы совсем не такая, какой я вас себе представлял. Я думал, что
вы — блондинка-валькирия, сошедшая прямо с картины Фрэнка Фазетты, с парой
45-ых. Но все равно я очень рад вас встретить.
— Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.
— Спускайтесь ко мне, и я вам все объясню.
Фрэнни прошла в спальню, накинула легкий плащик и спустилась
вниз.
— У меня для Гарольда кое-что есть, — сказал Ларри. — Но это
должен быть сюрприз, так что если вы его встретите раньше, чем я, то молчите.
— О'кей, конечно, — сказала Фрэнни. Она была сильно
заинтригована.
Он протянул ей длинноствольный револьвер, который оказался
длинношеей бутылкой вина. Она подняла этикетку навстречу свету звезд и прочла:
«БОРДО 1947».
— Лучший сорт Бордо в этом столетии, — сказал он. — Во
всяком случае, так говорил один мой старый друг. Его звали Руди, упокой Господь
его душу.
— Но 1947… это сорок три года назад. Оно не… не испортилось?
— Руди говорил, что хорошее Бордо никогда не портится. Но
так или иначе, я привез его из Огайо. Так что если это и плохое вино, то оно
хорошо попутешествовало.
— И это для Гарольда?
— Да, а еще — вот это. — Он достал что-то из кармана и
протянул ей. Ей не пришлось поднимать пакетик к свету звезд, чтобы прочитать
этикетку. — Шоколадная карамель! — воскликнула она. — Гарольд ее так любит… Но
как вы об этом узнали?
— Ну, это целая история.
— Так расскажите мне!
— Ну, хорошо. Давным-давно жил на свете парень по имени
Ларри Андервуд, который приехал из Калифорнии в Нью-Йорк, чтобы навестить свою
дорогую старую мамочку. Это была не единственная причина его приезда, и другие
причины были гораздо менее приятными, но давайте остановимся на самой
благопристойной, хорошо?
— Почему бы и нет? — согласилась Фрэн.
— И вот. Злобная Ведьма с Запада или какая-нибудь
пентагонская задница насылает на страну великую эпидемию, и прежде чем успеешь
сказать: «Вот идет Капитан Шустрик!» — почти все в Нью-Йорке, включая и мою
мамочку, умирают.
— Мне так жаль. Моя мама и папа тоже…
— Да, все мамы и папы на свете. Но Ларри оказался одним из
счастливчиков. Он вышел из города с леди по имени Рита, которая была не слишком
хорошо подготовлена к тому, что произошло. И к несчастью, Ларри оказался не
слишком хорошо подготовлен, чтобы помочь ей справиться с этим.
— Никто не был достаточно хорошо подготовлен.
— Но некоторые справились с собой быстрее, чем другие. Так
или иначе, Ларри и Рита отправились в сторону побережья, в Мэн. Они доехали до
Вермонта, и там леди приняла слишком много снотворных таблеток.
— Ой, Ларри, какой ужас.
— Ларри воспринял это очень тяжело. Собственно говоря, он
воспринял это как более или менее божественный приговор силе своего характера.
Помимо этого, один-два начинающих человека уже сказали ему, что самая гнусная
черта его характера — это великолепный эгоизм, который сияет в нем, как
картинка с мадонной на приборной доске «Кадиллака» пятьдесят девятого года
выпуска.
Фрэнни поежилась.
— Надеюсь, я не слишком вас смущаю, но все это копилось во
мне слишком долго, и, кроме того, это имеет отношение к той части истории,
которая связана с Гарольдом. О'кей?
— О'кей.
— Спасибо. По-моему, с тех самых пор, как мы приехали сюда и
встретились с этой старой женщиной, я искал человека с добрым лицом, которому я
мог бы все это вывалить. Я, правда, думал, что этим человеком окажется Гарольд.
Но так или иначе, Ларри продолжал свой путь в Мэн, так как больше ехать было
некуда. К тому времени ему стали сниться очень плохие сны, но он был один и не
мог знать, что другие люди также видят их. Он просто предположил, что это
очередной симптом нервного срыва. Но в конце концов он добрался до маленького
городка на побережье под названием Уэллс, где он встретил женщину по имени
Надин Кросс и странного мальчика, которого, как выясняется, зовут Лео Роквей.
— Уэллс, — произнесла она зачарованно.
— Так или иначе, три путешественника подбросили монетку,
чтобы узнать, в какую сторону им ехать по шоссе № 1, и так как выпала решка,
они поехали на юг и в конце концов прибыли в…
— Оганквит! — восхищенно воскликнула Фрэнни.
— Совершенно верно. И там, на крыше амбара, я впервые
познакомился с Гарольдом Лаудером и Фрэнсис Голдсмит.
— Надпись Гарольда! Ой, Ларри, как он будет доволен!
— В соответствии с указаниями ваших надписей, мы сначала
доехали до Стовингтона, потом до Небраски, а потом приехали сюда, в Боулдер. По
дороге мы встречали других людей. Среди них оказалась девушка по имени Люси
Сванн, с которой мы теперь живем вместе. Мне хотелось бы, чтобы вы с ней
познакомились. По-моему, она вам понравится… Во время путешествия случилось то,
чего сам Ларри не очень-то хотел. Его небольшая группка из четырех человек
увеличилась до шести. Шесть встретили еще четверых в штате Нью-Йорк. К тому
времени, когда мы добрались до дома Матушки Абагейл в Небраске, нас было уже
шестнадцать, а перед отъездом мы подобрали еще троих. Ларри был во главе этой отважной
команды. Не было никаких выборов или чего-нибудь в этом роде. Просто так
получилось. А он не хотел ответственности. Для него это было тяжкой ношей. И я
— он — всегда боялся, что однажды утром он проснется и найдет чей-нибудь труп
в спальном мешке, как уже было однажды в Вермонте, и все будут стоять вокруг
него, указывать на него пальцами и говорить: «Это твоя вина». И об этом я
никому не мог рассказать, даже Джаджу…
— Кто такой Джадж?
— Джадж Фэррис. Старик из Пеории. Когда он смотрит на тебя,
ты готов поклясться, что из глаз у него идут рентгеновские лучи. Так или иначе,
Гарольд стал для меня очень важен. И чем больше прибавлялось людей в группе,
тем важнее он становился. Этот амбар. Господи! Последняя строчка — как раз ваше
имя — была написана так низко, что наверное, ему здорово продуло задницу, пока
он ее писал.
