Ник ни разу не оторвал глаз от губ Глена.
— Но ее там вообще не оказалось. А это я нашел у нее на
подушке. — Он протянул им листок бумаги. Крупным, дрожащим почерком там было
написано:
Мне надо на какое-то время уйти. Я согрешила и возомнила,
что знаю волю Бога. Моим грехом была ГОРДЫНЯ, и Он хочет, чтобы я опять
обратилась к Нему.
Скоро я снова буду с вами, если будет на то Божья воля.
Эбби Фримантл.
— Что же нам теперь делать? — спросил Стью. — Как ты
думаешь, Ник?
Ник взял записку и перечитал ее. Потом он отдал ее Глену.
Выражение боли исчезло с его лица, осталась только грусть.
— По-моему, нам надо перенести общий митинг на сегодняшний
вечер, — сказал Глен.
Ник покачал головой. Он достал свой блокнот, что-то написал
на страничке, вырвал ее и вручил Глену. Стью прочитал записку, заглянув Глену
через плечо: «Человек предполагает. Бог располагает. Матушке Абагейл нравилось
это выражение, она часто его повторяла. Глен, ты сам говорил, что она
руководствуется в своей жизни иными принципами, чем мы. Что делать? Она ушла.
Мы не можем этого изменить».
— Но ведь поднимется волнение… — начал Стью.
— Конечно, поднимется волнение, — сказал Глен. — Ник, не
стоит ли нам по крайней мере устроить заседание комитета и обсудить проблему?
Ник нацарапал: «С какой целью? Зачем устраивать собрание,
которое ничего не сможет решить?»
— Ну, мы можем организовать поисковый отряд. Она не могла
уйти далеко.
Ник два раза обвел в кружок фразу: «Человек предполагает, а
Бог располагает». Ниже он написал: «Если вы найдете ее, то как вы собираетесь
привести ее сюда? В цепях?»
— Конечно, нет! — воскликнул Стью. — Но мы не можем просто
так бросить ее на произвол судьбы, Ник! У нее появилась какая-то вздорная идея,
что она обидела Бога. Что, если она решит пойти в какие-нибудь проклятые
заросли, как какой-то парень из Ветхого Завета?
Ник написал: «Я почти уверен в том, что именно это она и
сделала».
— Ну так пойдем за ней!
Глен положил руку Стью на плечо.
— Погоди минутку, Восточный Техас. Давай-ка рассмотрим
подоплеку этого дела.
— К черту эту подоплеку! Я не вижу никакой подоплеки в том,
чтобы позволить старой женщине бродить черт знает где день и ночь, пока она не
умрет от солнечного удара или переохлаждения!
— Она не обычная старая женщина. Она — Матушка Абагейл, и
здесь она выступает в роли местного Папы Римского. Если Папа решит отправиться
в Иерусалим, разве правоверный католик станет отговаривать его?
— Черт возьми, но ты же понимаешь, что это не одно и то же!
— Нет, это как раз одно и то же. Во всяком случае, так считают
жители Свободной Зоны. Стью, готов ли ты ответственно утверждать, что Бог и в
самом деле не велел ей уйти в леса?
— Не-ееет… Но…
Все это время Ник что-то писал, а теперь он протянул листок
Стью.
«Стью, это ничего не меняет, разве что пострадает боевой дух
Свободной Зоны. Да и в этом я не уверен. Люди не станут разбегаться, только
потому что она ушла. Но это означает, что нам не придется немедленно посвящать
ее в наши планы. Может быть, это и к лучшему».
— Я схожу с ума, — сказал Стью. — Иногда мы говорим о ней,
как о препятствии, которое надо преодолеть, как будто она — это затор на
дороге. А иногда ты говоришь о ней так, словно она Папа Римский и не может ни в
чем ошибиться, даже если захочет. Но я люблю ее. Чего ты хочешь, Ники? Чтобы
кто-нибудь споткнулся о ее труп этой осенью в одном из ущелий к западу от
города? Хочешь оставить ее там, чтобы из нее получилась… священная пища для
ворон?
— Стью, — мягко сказал Глен. — Ведь она сама решила уйти.
— Черт возьми, какая чепуха, — сказал Стью.
К полудню новость об исчезновении Матушки Абагейл
распространилась. Как Ник и предсказывал, общим чувством оказалось скорбное
смирение, а не тревога. Люди решили, что она ушла, чтобы молиться о Божьем
наставлении, которое поможет всем выбрать правильный путь на общем митинге
восемнадцатого августа.
— Не хочу богохульствовать, называя ее Богом, — сказал Глен
во время скромного ленча в парке, — но она является чем-то вроде Его
доверенного представителя. Вы можете определить силу общественной веры,
пронаблюдав, насколько эта вера ослабевает, когда исчезает ее эмпирический
объект.
— Повтори-ка еще раз.
— Когда Моисей разбил золотого тельца, евреи перестали ему
поклоняться. Но Христос удалился позавтракать уже на две тысячи лет, а люди не
только верят в Его учение — они живут и умирают, не сомневаясь в том, что в
конце концов Он придет. Вот именно так Свободная Зона и относится к Матушке
Абагейл. Эти люди абсолютно уверены, что она вернется. Ты с ними разговаривал?
— Да, — сказал Стью. — Не могу в это поверить. Старая
женщина разгуливает неизвестно где, а все думают о том, успеет ли она
произнести Десять Заповедей на каменных табличках к общему митингу.
— Может быть, и успеет, — сказал Глен угрюмо. — Так или
иначе, так думают далеко не все. Ральф Брентнер, например, вырывает свои волосы
с корнем.
— Молодец Ральф. — Он пристально посмотрел на Глена. — Ну а
ты, лысый? Ты-то сам что думаешь?
— Прошу тебя не называть меня так. Это не вполне достойно.
Но я скажу тебе… это немного забавно, но Старина Восточный Техас оказался куда
более невосприимчивым к Божьим чарам, которыми она околдовала все общество, чем
агностик-социолог. Я думаю, она вернется. Что думает Фрэнни?
— Не знаю. Я вообще не видел ее сегодня утром. Наверное, ест
кузнечиков с медом вместе с Матушкой Абагейл. Господи, Глен, я так надеюсь, что
с нашей старой леди все в порядке.
Фрэн даже не знала, что Матушка Абагейл ушла. Утро она
провела в библиотеке, читая литературу по садоводству. И она оказалась не
единственным читателем. Она заметила еще двух-трех человек с книгами по
фермерству, очкастого молодого человека, сосредоточенно изучавшего книгу «Семь
независимых источников энергии для вашего дома», и хорошенькую светловолосую
девушку лет четырнадцати с потрепанной книжкой в бумажной обложке под названием
«Шестьсот простых рецептов».
Она ушла из библиотеки около полудня и отправилась домой по
Уолнат Стрит. По дороге она встретила Ширли Хэммет, женщину, которая
путешествовала вместе с Дайной, Сюзан и Патти Крюгер. С тех пор Ширли стало
значительно лучше. Теперь она выглядела как проворная и симпатичная городская
кумушка.