Ну я пошел и заправил ему полный бак, все время пытаясь
вспомнить, где же я мог его видеть. И вдруг совершенно неожиданно я вспомнил. И
я чуть не намочил штаны, потому что человек за рулем «Понтиака» должен был быть
мертв.
— Кто это был, Стюарт? Кто он?
— Нет уж, позволь, я расскажу по порядку. Правда, как ни
рассказывай, история все равно безумная. Я снова подошел к окну и говорю ему:
«С вас шесть долларов и тридцать центов».
Он дал мне две пятидолларовых бумажки и сказал, что сдачу я
могу оставить себе. А я говорю: «По-моему, я вспомнил, где я вас видел». А он
говорит: «Ну что ж, может быть, и так», и улыбается своей странной улыбкой, от
которой у меня мурашки бегут по коже. А все это время Хэнк Вилльямс продолжает
петь о том, как он едет в город. Я говорю: «Если вы тот, кто я думаю, то вы
должны быть мертвы». Он говорит: «Не всегда доверяй своим глазам, парень». Я
говорю: «Вам нравится Хэнк Вилльямс?» Все, что я мог придумать. Потому что я
понял, Фрэнни, что если я не скажу хоть что-нибудь, то он просто поднимет
стекло и выедет на дорогу… и я хотел, чтобы он уехал, но я также и не хотел
этого. Пока не хотел. Пока не появится полная уверенность.
Он говорит: «Хэнк Вилльямс — один из лучших. Мне нравится
музыка родхауз». А потом он говорит: «Я еду в Новый Орлеан, всю ночь буду на
колесах, завтра буду целый день отсыпаться, а потом на всю ночь закачусь в
кабак. Он точно такой же? Новый Орлеан?» А я спрашиваю: «Такой же, как что?» А
он говорит: «Ну, ты меня понял». А я говорю: «Ну, весь юг одинаков, хотя там
впереди гораздо больше деревьев». И тут он засмеялся. И говорит: «Может быть,
еще встретимся». Но я не хотел с ним снова встретиться, Фрэнни. Потому что у
него были глаза человека, который долго смотрел в темноту и, похоже, начал
кое-что в ней различать. Думаю, если я когда-нибудь увижу этого Флегга, глаза у
него будут примерно такие же.
Стью покачал головой.
— Я часто думал об этом. Думал достать кое-какие его записи,
но мне не хотелось их слушать. Его голос… голос хороший, но у меня от него
мороз по коже.
— Стюарт, о ком ты говоришь?
— Ты помнишь рок-группу под названием «Дорз»? Тот парень,
который остановился в ту ночь на заправке в Арнетте был Джимом Моррисоном. Я в
этом уверен.
Рот ее открылся от удивления.
— Но он умер! Он умер во Франции! Он… — А потом она
запнулась. Потому что со смертью Моррисона была связана какая-то странная
история. Какая-то тайна.
— Ты уверена? — спросил Стью. — У меня есть сомнения на этот
счет. Может быть, он и умер, а парень, которого я встретил, был просто на него
похож, но…
— Ты действительно думаешь, что это был он? — спросила она.
Теперь они сидели на ступеньках своего дома, прижавшись друг
к другу плечами, как маленькие дети, которые ждут, когда мама позовет их на
ужин.
— Да, — сказал он. — Да, я так думаю. И до этого лета я
думал, что это происшествие будет самым странным в моей жизни. Господи, как я
ошибался.
— И ты никогда никому не рассказывал, — восхитилась она. —
Видел Джима Моррисона годы спустя после его предполагаемой смерти и никогда
никому не рассказывал. Стюарт Редман, должно быть, когда Бог посылал тебя в
мир, Он вместо рта дал тебе замок с шифром.
Стью улыбнулся.
— Ну, прошли годы, как обычно пишут в книжках, и каждый раз,
когда я думал о той ночи, я все больше уверялся в том, что в конце концов это
был не он. Просто кто-то похожий на него. И это воспоминание перестало
беспокоить меня. Но в последние несколько недель я не раз ловил себя на том,
что снова думаю об этом. И все больше уверяюсь в том, что это был он. Черт
возьми, да он до сих пор мог остаться в живых. Вот это было бы по-настоящему
забавно, правда?
— Если он и жив, — сказала она, — то он не здесь.
— Да, — согласился Стью. — Вряд ли бы он здесь оказался.
Понимаешь, я видел его глаза.
Она положила руку ему на плечо.
— Ну и история.
— Да, и на каждые двадцать миллионов жителей этой страны
найдется хотя бы один с точно такой же… только насчет Элвиса Пресли или Говарда
Хьюгса.
— Больше уже не найдется.
— Ты права. Гарольд сегодня был на высоте, правда?
— По-моему, это называется «переменим тему разговора», не
так ли?
— Может быть, и так.
— Да, — ответила она. — Он действительно был на высоте.
Он улыбнулся, уловив в ее тоне нотки раздражения.
— Перепугалась немного, правда?
— Да, но тебе я в этом не признаюсь. Ты теперь играешь на
стороне Гарольда.
— Нет, это несправедливо, Фрэн. Я тоже испугался. У нас
прошли два предварительных собрания… нам казалось, что мы все продумали и
предусмотрели… и тут появляется Гарольд. Пара слов здесь, пара слов там, а
потом и спрашивает: «Разве вы не это имели в виду?» А мы отвечаем: «Да,
спасибо, Гарольд. Ты совершенно прав». — Стью покачал головой. — Предложил
проголосовать общим списком. Как это мы сами не догадались, Фрэн? Какая
отличная идея!А мы даже ни разу не обсуждали ее.
— Ну, никто из нас не знал точно, в каком они будут
настроении. Я думала, что после ухода Матушки Абагейл люди могут помрачнеть или
даже озлобиться. А еще этот Импенинг, который разговаривает с ними, как
какой-нибудь черный ворон…
— Как бы ему заткнуть рот, — произнес Стью задумчиво.
— Но все оказалось иначе. Они были так… преисполнены
ликования просто из-за того, что оказались вместе. Ты почувствовал это?
— Да.
— Не думаю, что Гарольд спланировал все заранее. По-моему,
он просто уловил момент.
— Я просто не знаю, как к нему относиться, — сказал Стью. —
В тот вечер, когда мы искали Матушку Абагейл, мне его стало ужасно жалко. Когда
подъехали Глен и Ральф, он выглядел просто ужасно, словно вот-вот готов был
упасть в обморок. Но когда сегодня мы разговаривали на лужайке, и все стали поздравлять
его, мне показалось, что он раздулся как жаба. Словно снаружи он улыбался, а
внутри думал: «Ну вот, теперь вы видите, чего стоит ваш комитет, горстка
идиотов?» Он похож на один из этих паззлов, которые в детстве никак не
получалось собрать.
Фрэн вытянула ноги и посмотрела на них.
— Раз уж зашла речь о Гарольде, скажи мне, Стюарт, не
замечаешь ли ты чего-нибудь необычного в моих ногах?
Стью посмотрел на них оценивающе.
— Нет. Разве что эти странные туфли из магазина на нашей
улице. Ну а еще, конечно, они очень большие.
