Женщина на кровати была похожа на скелет, обтянутый тонкой
пепельно-серой кожей. Она выглядела бесполой. Почти все ее волосы вылезли,
груди исчезли, рот широко раскрылся, и из него вырывалось хриплое дыхание.
Ларри подумал, что она похожа на виденные им изображения юкатанских мумий — не
разложившихся, но съежившихся, высохших, лишенных возраста.
Ларри вновь посмотрел в окно. Люди стояли и ждали. Жива ли
она? Умерла ли? Умирает? Может быть, ее исцелил Бог? СКАЗАЛА ЛИ ОНА ЧТО-НИБУДЬ?
Около десяти часов вечера в толпе появились Стью Редман,
Глен Бэйтмен и Ральф Брентнер и стали раздавать листовки. На них было написано:
МИТИНГ СВОБОДНОЙ ЗОНЫ
В АУДИТОРИИ МЮНЦИНГЕРА
4 СЕНТЯБРЯ В 20:00
Получив листовки, люди стали расходиться.
Когда на следующий вечер Стью открыл митинг, аудитория была
переполнена, но все вели себя очень тихо. Позади Стью сидели Ларри, Ральф и
Глен. Фрэн попыталась было подняться, но спина ее еще очень сильно болела.
Невзирая на скверную иронию ситуации, Ральф подключил ее к митингу с помощью
радиотелефона.
— Нам надо кое-что обсудить, — начал Стью и его тихий голос
без труда разнесся по всему залу. — Я думаю, все в этом зале знают о взрыве и о
возвращении Матушки Абагейл. Мы об этом поговорим, но сначала послушайте
хорошие новости. Их вам сообщит Бред Китченер.
Бред подошел к кафедре, и на лице его не было заметно и
следа того волнения, которое обуревало его вчера.
— Завтра мы подключим электроэнергию, — сказал он.
Раздались аплодисменты, продолжавшиеся около полуминуты.
Позже Стью сказал Фрэнни, что если бы не вчерашние события, Бреда стащили бы со
сцены и пронесли бы на руках вокруг зала.
— Следующий пункт повестки… — начал Стью.
— Пошел ты со своей повесткой! — исступленно завопила
молодая женщина. — Давайте говорить о темном человеке! Давайте говорить о
Флегге!
Зал зашумел. Стью так сильно застучал молотком по кафедре,
что он разлетелся на части.
— Вы сможете поговорить обо всем, о чем хотите, но до тех
пор, пока я веду этот митинг, я требую… чтобы был… хоть какой-нибудь… ПОРЯДОК!
Понемногу все затихли.
— Ну а теперь, — сказал Стью намеренно тихими спокойным
голосом, — я расскажу вам о том, что произошло вечером второго сентября в доме
Ральфа Зрентнера.
Он вкратце описал все события, умолчав лишь о предчувствии
Фрэнни.
— Вчера утром мы с Бредом и Ральфом более трех часов
копались в руинах и нашли остатки динамитной бомбы, прикрученной к
радиотелефону. Похоже на то, что бомба была заложена в шкаф в гостиной. Билл
Скэнлон и Тед Фрэмптон нашли еще один радиотелефон в амфитеатре Санрайз, и мы
предполагаем, что бомба была взорвана оттуда…
— Предполагаем, так его в задницу! — закричал из третьего
ряда Тед Фрэмптон. — Это был ублюдок Лаудер со своей трахнутой шлюхой!
Напряженный шепот прошел по залу.
— Если еще хоть один человек выкрикнет что-нибудь с места, я
закрою митинг, и вы будете разговаривать друг с другом, — сказал Стью. Тед
Фрэмптон сердито посмотрел на него, и Стью ответил на его взгляд. Через несколько
секунд Тед опустил глаза.
— Мы подозреваем Гарольда Лаудера и Надин Кросс. У нас есть
основания для серьезных подозрений, но пока против них нет бесспорных улик, и я
надеюсь, что вы будете об этом помнить.
В зале раздался недовольный ропот.
— Я говорю это к тому, — продолжил Стью, — что если они
забредут обратно в Зону, я хочу, чтобы вы привели их ко мне. Я посажу их в
тюрьму, и Эл Банделл займется организацией судебного процесса. Мы… мы должны
действовать по справедливости. Я надеюсь, вы знаете, где находятся те, кто
действует иначе.
Он с надеждой посмотрел в зал и увидел на лицах только
удивленное негодование. В него впились сотни глаз, и он чувствовал, какие мысли
прятались за ними: «Что за дерьмо ты там несешь? Они ушли. Ушли на запад. А ты
ведешь себя так, словно они отправились в двухдневный поход, чтобы посмотреть
на птичек».
— Кроме того, я хотел вам сказать, что мы должны избрать
недостающих членов комитета. Мы не будем заниматься этим сегодня вечером, но
вам надо подумать о том, кто… — В зале поднялась чья-то рука. — Говорите, —
сказал Стью. — Только представьтесь сначала.
— Меня зовут Шелдон Джоунс, — сказал массивный человек в
клетчатой шерстяной рубашке. — Зачем нам ждать? Почему мы не можем избрать
новых членов комитета прямо сегодня? Я предлагаю Теда Фрэмптона.
— Эй, я поддерживаю! — завопил Билл Скэнлон. — Прекрасная
идея!
Тед Фрэмптон потряс сжатыми над головой руками, и в зале
раздались разрозненные аплодисменты. Стью почувствовал, как почва уходит у него
из-под ног. Они хотят заменить Ника Андроса Тедом Фрэмптоном? Какая-то глупая
шутка. Тед вступил в комитет по энергетике, но обнаружил, что это слишком
напоминает работу. Он перешел в похоронный комитет, и это занятие, похоже,
больше подошло ему, хотя Чед и говорил Стью, что Тед — это один из тех людей,
которые способны растянуть перекур в обеденный перерыв, а обеденный перерыв — в
полдневный отдых. Он с радостью вызвался участвовать во вчерашней погоне за
Гарольдом и Надин, может быть, потому, что это предвещало развлечения. Чисто
случайно он с Биллом Скэнлоном наткнулся на радиотелефон на Санрайзе и с тех
пор приобрел важную походку, которая Стью была совсем не по душе.
Стью сказал:
— По-моему, надо дать людям возможность подумать. Давайте
проголосуем. Пусть те, кто считает что довыборы в комитет надо произвести
сегодня, скажут «да».
«Да» прокричало всего несколько голосов.
— Те, кто считает, что выборы надо отложить на неделю или
около того, пусть скажут «нет».
«Нет» раздалось громче, но не намного. Большинство людей
вообще не участвовали в голосовании, словно эта проблема их совсем не
интересовала.
— О'кей, — сказал Стью. — Мы соберемся в этой же аудитории
через неделю, одиннадцатого сентября.
Слово взял доктор Ричардсон. Когда он подошел к кафедре, ему
громко зааплодировали. Он сообщил, что в результате взрыва на настоящий момент
умерло уже девять человек, еще трое находятся в критическом состоянии, двое в
серьезном и восемь в удовлетворительном.
— А теперь разрешите сказать несколько слов о Матушке
Абагейл.
Люди в зале подались вперед.
— Я могу сообщить вам только одно: я ничем не могу ей
помочь.
