— Я должен идти, — сказал он.
— Никакой ты не симпатичный парень! — крикнула она ему
вслед, когда он направился в гостиную. — Я пошла с тобой потому, что думала —
ты симпатичный парень!
Вид гостиной заставил его застонать. На кушетке лежало по
крайней мере двадцать экземпляров сингла «Крошка, поймешь ли ты своего парня?»
Еще три стояли на проигрывателе. На противоположной стене висел огромный плакат
с Райаном О'Нилом и Али МакГро.
Она стояла в дверном проеме спальни, все еще плача. Он
различал порез от бритвы на одной из ее голеней.
— Послушай, позвони мне, — сказала она. — Не думай, я не
сумасшедшая.
Ему надо было бы сказать «Ну, конечно», и все бы кончилось
хорошо. Вместо этого он услышал, как изо рта у него вырывается сумасшедший
смех, а потом слова: «Твоя рыба горит».
Она закричала на него и пошла к двери, но споткнулась о
лежавшую на полу подушку и неуклюже растянулась. Одной рукой она сшибла
полупустую бутылку молока и качнула стоявшую рядом пустую бутылку виски. «Боже
мой, — подумал Ларри, — неужели мы это смешивали?»
Он быстро вышел и затопал вниз по лестнице. На последних
шести ступеньках, ведущих к парадной двери, он услышал, как она кричит вниз с
верхней лестничной площадки:
— НИКАКОЙ ТЫ НЕ СИМПАТИЧНЫЙ ПАРЕНЬ! НИКАКОЙ ТЫ НЕ…
Он захлопнул дверь, и туманное, влажное тепло окутало его,
неся с собой запахи распускающихся деревьев и автомобильных выхлопов. По
сравнению с запахами жарившегося жира и застоявшегося сигаретного дыма, это
были духи. Он глубоко вдохнул воздух. Как прекрасно выбраться из этого безумия.
Вверху с треском распахнулось окно, и он догадался, что за
этим последует.
— Я надеюсь, что ты сгниешь! — крикнула она ему. — Я
надеюсь, ты упадешь на рельсы в метро! Никакой ты не певец! В постели ты просто
дерьмо! Эй ты, вшивый мудак! Засунь себе это в жопу! Отнеси это своей мамочке,
вшивый мудак!
Бутылка с молоком разбилась об асфальт.
Он ускорил шаги. Сзади донесся финальный протяжный вопль:
— ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ В ЖОПУ, УБЛЮУУУУУУДОК!
Потом он завернул за угол и оказался над проходившим внизу
скоростным шоссе. Наклонившись над перилами, он трясся от истерического смеха,
провожая взглядом машины, проносившиеся внизу.
— Неужели ты не мог вести себя получше? — спросил он себя,
не подозревая о том, что говорит вслух. — Слушай, парень, это была
отвратительная сцена. Насри на это, парень. — Он осознал, что говорит вслух, и
перестал смеяться. Он вдруг почувствовал головокружительную тошноту в желудке и
плотно зажмурил глаза. Один из ящичков в департаменте мазохизма открылся, и он
услышал слова Уэйна Стаки: «В тебе есть что-то такое… ты способен грызть
жесть».
«Никакой ты не симпатичный парень».
Неправда. Неправда.
Но когда эти люди воспротивились его намерению выставить их
за дверь, он пригрозил позвонить в полицию и вполне был способен привести эту
угрозу в исполнение. Способен? Да, способен. Большинство из них он не знал, но
несколько человек были его старыми знакомыми. А Уэйн Стаки, этот ублюдок, стоял
в дверях со скрещенными руками, как Господь Бог на Страшном суде.
Сэл Дориа, уходя, сказал: «Если успех действует на таких,
как ты, подобным образом, Ларри, то я бы предпочел, чтобы ты по-прежнему играл
в кабаках».
Он открыл глаза и отвернулся от перил, высматривая такси. Ну
конечно. Оскорбленный друг отомстил ему. Но начнем с того, что если Сэл был ему
таким верным другом, то что он делал там, высасывая из него деньги? Я был глуп,
а никому не нравится видеть, как глупый умнеет. Вот в чем тут дело.
НИКАКОЙ ТЫ НЕ СИМПАТИЧНЫЙ ПАРЕНЬ.
— Я симпатичный парень, — сказал он мрачно. — И в конце
концов, кому до этого есть дело?
Ларри остановил такси. Таксист, казалось, испытал секундное
колебание, прежде чем прижаться к обочине, и Ларри вспомнил о крови на лбу. Он
открыл заднюю дверь и залез внутрь, пока таксист не успел передумать.
— Манхэттен, Кемикал Бэнк Билдинг, — сказал он.
Такси тронулось.
— Парень, у тебя порез на лбу, — сказал водитель.
— Девушка швырнула в меня лопаточкой, — сказал Ларри с
отсутствующим видом.
Таксист одарил его странной, фальшивой улыбкой
соболезнования и отвернулся, предоставив Ларри возможность в одиночестве
собираться с мыслями и думать о том, как он отчитается за эту ночь перед своей
мамой.
Глава 10
В вестибюле Ларри обнаружил усталую негритянку, которая
сообщила ему, что, по ее мнению, Элис Андервуд сейчас находится на двадцать
четвертом этаже и составляет опись. Он поехал наверх на лифте, ощущая
настороженные взгляды других пассажиров, обращенные на его лоб.
Двадцать четвертый этаж был отведен под исполнительные
конторы японской компании по производству фотоаппаратов. Ларри чуть ли не
двадцать минут бродил из помещения в помещение в поисках матери. Маленькие
мужчины и женщины с узкими глазами смотрели на запекшуюся кровь на лбу и на окровавленный
рукав пиджака с неприятной восточной вкрадчивостью.
Наконец за огромным папоротником он нашел дверь с надписью
ОХРАНА И ХОЗЯЙСТВЕННАЯ СЛУЖБА. Он дернул за ручку. Дверь была не заперта, и он
заглянул внутрь. Его мать была там, в своей бесформенной серой униформе,
плотных чулках и туфлях на резиновой подошве. Ее волосы были собраны в тугой
пучок под черной сеточкой. В руке у нее была папка с бумагами. Похоже, она
пересчитывала баллончики с чистящим средством на верхней полке.
Ларри почувствовал внезапное желание просто повернуться и
убежать, но вместо этого сказал:
— Привет, ма.
Она слегка вздрогнула, но не повернулась к нему.
— Я хочу попросить у тебя прощения. Я должен был позвонить
тебе вчера вечером…
— Да, неплохая мысль.
— Я был у Бадди. Мы… ну… мы прогуливались. Просто ходили по
городу.
— Нечто подобное я и предположила. Это все, что ты мне хотел
сказать?
— Ну, я хотел извиниться. Я гадко поступил, что не позвонил
тебе.
— Да, — сказала она. — Но ведь в твоем характере есть гадкие
черты, Ларри. Ты думаешь, я забыла об этом?
Он вспыхнул.
— Ма, послушай…
— У тебя кровь на лбу. Какой-то бандит заехал тебе цепью? —
Она повернулась обратно к полке и, пересчитав до конца ряд бутылочек, сделала
пометку в своей папке. — Кто-то позаимствовал на прошлой неделе две банки с
мастикой, — отметила она.
