— Хорошо, — мягко сказал Флегг. — Хорошо. Отличная работа,
Ллойд. Отличная работа.
Ллойд уронил револьвер на пол и отшатнулся от Флегга.
— Не прикасайся ко мне! — закричал он. — Я не ради тебя это
сделал!
— Нет, ради меня, — нежно сказал Флегг. — Ты можешь думать
иначе, но на самом деле это так. — Он протянул руку и сжал черный камень на шее
у Ллойда. Когда он снова разжал руку, камня уже не было. На его месте висел
маленький серебряный ключ.
— Кажется, я тебе обещал его, — сказал темный человек. — В
другой тюрьме. Он лгал… а я держу свое слово, не так ли, Ллойд?
— Да.
— Другие уходят или собираются уходить. Я знаю, кто они. Я
знаю все имена. Уитни… Кен… Дженни… о да, я знаю все имена.
— Тогда почему же вы…
— Почему я не положу этому конец, так? Я не знаю. Может
быть, лучше, чтобы они ушли. Но ты, Ллойд… Ты мой преданный и верный слуга,
правда?
— Да, — прошептал Ллойд. — Да. Наверное, это так.
— Без меня ты был бы способен только на мелкие проделки,
даже если сумел бы выбраться из тюрьмы.
— Да.
— Этот парень Лаудер знал об этом. Он знал, что я могу
сделать его сильнее. Выше. Вот почему он шел ко мне. Но он был слишком
переполнен мыслями… слишком переполнен… — На лице его появилось недоумение, и
он неожиданно стал выглядеть гораздо старше. Потом он махнул рукой, и улыбка
снова расцвела у него на губах. — Возможно, дела действительно идут плохо.
Возможно, это так, по причине, которую даже я не могу понять… но у старого
волшебника есть еще в запасе несколько фокусов, Ллойд. Один или два. А теперь
слушай меня. Мы не должны терять времени, если хотим остановить этот… этот
кризис доверия. Если мы хотим убить его в зародыше. Завтра мы разберемся с Андервудом
и Брентнером. А теперь слушай меня внимательно…
Ллойд лег в постель только после полуночи, а заснул уже под
утро. Он говорил с Рэт-Меном. Он говорил с Полом Берлсоном. С Барри Дорганом,
который согласился с тем, что распоряжение темного человека может — и должно
быть — выполнено до рассвета. На парадной лужайке перед входом в «Гранд-Отель»
в десять часов вечера началось строительство. Там работала бригада из десяти
человек, вооруженная сварочными аппаратами, молотками и хорошим запасом стальных
труб. Они сваривали трубы на двух автоплатформах напротив фонтана. Зрелище
сварки вскоре привлекло целую толпу.
— Смотри, мама-Энджи! — закричал Динни. — Фейерверк!
— Да, но все хорошие мальчики в это время уже ложатся в
постельку. — Энджи Хиршфилд уводила ребенка в сторону, и сердце ее было
охвачено тайным страхом того, что творится что-то ужасное, возможно, даже более
ужасное, чем супергрипп.
— Хочу посмотреть! Хочу посмотреть на искорки! — вопил
Динни, но она быстро увела его прочь.
Джули Лори подошла к Рэт-Мену — единственному парню, который
казался ей слишком жутким, чтобы спать с ним… — ну, разве что в случае крайней
нужды. Его черная кожа мерцала в бело-голубом сверкании сварочных аппаратов. Он
был одет как пират — широкие шелковые штаны, красный пояс и ожерелье из
серебряных долларов на жилистой шее.
— Что тут творится, Рэтти? — спросила она.
— Рэт-Мен ничего не знает, дорогая, но он предполагает. Да
уж, это точно. Похоже, завтра предстоит черная работа, очень черная. Не хочешь
на минутку отойти с Рэтти в сторонку, дорогуша?
— Может быть, — сказала Джули, — но только если ты знаешь,
что тут происходит.
— Завтра весь Вегас будет об этом знать, — сказал Рэтти. —
Пошли с Рэтти, дорогуша, и он покажет тебе одну забавную штуку.
Но Джули, к великому неудовольствию Рэт-Мена, ускользнула
прочь.
Когда Ллойд наконец заснул, работа была закончена, и толпа
разошлась. На каждой из автоплатформ стояло по большой клетке. Справа и слева в
каждой клетке были оставлены квадратные отверстия. Неподалеку стояли четыре
машины с буксирными крюками. К каждому крюку была прикреплена тяжелая стальная
цепь. Цепи змеились по лужайке перед «Гранд-Отелем», и каждая заканчивалась как
раз у одного из четырех квадратных отверстий в клетках.
К концу каждой цепи был прикреплен стальной наручник.
Утром тридцатого сентября Ларри услышал звук открывающейся
двери в дальнем конце коридора. Послышались быстро приближавшиеся шаги. Ларри
лежал на тюремной койке и (думал? молился?)…
Это было одно и то же. Но что бы это ни было, застарелая
рана внутри него наконец-то зажила, и он пребывал в мире с самим собой. Он
ощутил, как два человека, которыми он был всю свою жизнь — реальный и
идеальный, — слились в единое живое существо. Такой Ларри понравился бы своей
матери. И Рите Блэкмор. Уэйну Стаки никогда бы не пришлось открывать такому
Ларри глаза на ситуацию. Даже специалисту по оральной гигиене такой Ларри
вполне мог бы приглянуться.
«Скоро я умру. Если есть Бог — а я начинаю думать, что Он
есть, — то это Его воля. Мы умрем, и каким-то образом благодаря нашей смерти
всему этому настанет конец».
Он подозревал, что Глен Бэйтмен уже умер. Вчера из соседнего
крыла до него донесся звук выстрелов. Именно в том направлении и уводили Глена.
Ну что ж, он был стар, и его мучил артрит, а что бы там Флегг ни заготовил для
них на сегодняшнее утро, вряд ли приходится ждать чего-нибудь приятного.
Шаги остановились рядом с его камерой.
— Вставай, сукин сын, — позвал его радостный голос. —
Рэт-Мен пришел за твоей бледной задницей.
Ларри оглянулся. У двери камеры стоял ухмыляющийся
чернокожий пират с ожерельем из серебряных долларов на шее и обнаженной саблей
в руке. Из-за его спины выглядывал очкастый бухгалтер. Берлсон, так, кажется,
его звали.
— Что такое? — спросил Ларри.
— Дорогой мой, — сказал пират. — Это конец. Самый-самый
конец.
— Хорошо, — сказал Ларри и встал.
Берлсон быстро заговорил, и Ларри заметил, что он испуган.
— Я хочу, чтобы вы знали, что это не моя идея.
— Насколько я понимаю, ничто здесь не является вашей идеей,
— сказал Ларри. — Кто был убит вчера?
— Бэйтмен, — ответил Берлсон, опустив глаза. — При попытке к
бегству.
— При попытке к бегству, — пробормотал Ларри и расхохотался.
Рэт-Мен присоединился к нему.
Дверь камеры открылась. Берлсон вошел внутрь с наручниками.
Ларри не оказал никакого сопротивления; только вытянул руки. Берлсон надел
наручники.
