Дорган, Рэт-Мен и еще один человек вошли в его клетку.
Рэт-Мен открыл для Ларри приваренные к цепям наручники.
— Вытяни руки, — сказал Дорган.
— Удивительная штука — закон и порядок, да, Барри?
— Вытяни руки, черт тебя побери!
— Ты что-то плохо выглядишь, Дорган. Как твое сердечко в
последние дни — не пошаливает?
— В последний раз говорю тебе, дружок. Вытяни руки.
Ларри повиновался. Наручники скользнули на его запястья и
защелкнулись. Все трое вышли из клетки и закрыли дверь.
— Люди, вы все знаете, что это несправедливо! — закричал
Ларри, и его голос, натренированный долгими годами пения, прокатился над толпой
с удивительной силой. — Я не жду от вас, чтобы вы помешали этому, но я хотел
бы, чтобы вы это запомнили! Нас убивают, потому что Рэнделл Флегг боится нас!
Он боится нас и тех людей, от которых мы пришли сюда! — Растущий ропот пробежал
по толпе. — Запомните, как мы умрем! И знайте, что в следующий раз, возможно,
настанет ваша очередь умереть так же, как мы.
Снова глухой, сердитый ропот, а потом — молчание.
— Ларри! — крикнул Ральф.
Со ступенек «Гранд-Отеля» спускался Рэнделл Флегг. Рядом с
ним шел Ллойд Хенрид. Флегг был одет в джинсы, клетчатую рубашку, джинсовую
куртку с двумя пуговицами на нагрудных карманах и стоптанные ковбойские
ботинки. Единственным звуком во внезапно наступившей тишине было цоканье его
каблуков.
Темный человек усмехался.
Ларри уставился на него. Флегг остановился перед клетками и
поднял взгляд вверх. В его усмешке было какое-то черное очарование. Он
полностью владел собой, и Ларри внезапно понял, что это — его звездный час,
апофеоз всей его жизни.
Флегг отвернулся от них и оглядел толпу.
— Ллойд, — тихо сказал он, и Ллойд, выглядевший бледным,
запуганным и больным, вручил Флеггу бумажный свиток.
Темный человек развернул свиток и стал говорить. Голос его
был глубок, звучен и приятен. Он звучал в абсолютной тишине, подобно серебряной
ряби, которая пробегает по черному пруду.
— Знайте о том, что я, Рэнделл Флегг, поставил свою подпись
под этим правдивым документом в тридцатый день сентября тысяча девятьсот
девяностого года, называемого ныне Годом Первым, годом эпидемии.
— Твое имя — не Флегг! — крикнул Ральф. Изумленный ропот
пронесся по толпе. — Почему ты не скажешь им свое настоящее имя?
Флегг не подал виду, что слышал эти слова.
— Знайте о том, что эти люди, Лоусон Андервуд и Ральф
Брентнер, являются шпионами, которые пришли в Лас-Вегас не с добрыми
намерениями, а с подрывными целями. Они прокрались в наше государства украдкой,
и под покровом темноты…
— Неплохо, — сказал Ларри, — если учесть, что мы шли по
шоссе № 70 при свете дня. — Он перешел на крик. — Они арестовали нас в полдень
на шоссе, так как насчет покрова темноты?
Флегг терпеливо дождался тишины, словно считал, что надо
дать Ларри и Ральфу возможность ответить на представленные обвинения… что,
впрочем, в итоге не будет иметь никакого значения.
Потом он продолжил:
— Знайте, что когорты этих людей ответственны за
диверсионные взрывы вертолетов в Индиан Спрингс, а, следовательно, и за гибель
Карла Хоу, Билли Джеймисона и Клиффа Бенсона. Они повинны в убийстве.
Глаза Ларри упали на лицо человека, стоявшего в первом ряду.
Это был Стэн Бэйли, руководитель испытаний в Индиан Спрингс. Ларри не знал
этого, но он заметил отразившееся на его лице недоумение и удивление и увидел,
как он повернулся к соседу и сказал нечто вроде «Сорный Бак».
— Знайте, что когорты этих людей подослали к нам своих
шпионов, и эти шпионы были убиты. Эти люди приговариваются к смертной казни и
будут разорваны надвое. Долг и ответственность каждого из вас — быть
свидетелями этой казни, чтобы вы могли запомнить и рассказать другим то, что вы
увидели в этот день.
Усмешка Флегга на мгновение частично потухла, так как он, по
всей видимости, пытался придать ей заботливый и сострадательный вид, но, несмотря
на все усилия, она не стала более человечной, чем оскал акулы.
— Те, у кого есть дети, могут идти.
Он повернулся к машинам, которые медлили, время от времени
выпуская облачка выхлопов в утренний воздух. Когда он повернулся, в толпе
произошло какое-то движение, и неожиданно сквозь нее прорвался какой-то
человек. Он был смертельно бледен, так что лицо его по цвету почти не
отличалось от надетого на нем поварского халата. Темный человек протянул свиток
Ллойду. Когда Уитни Дорган оказался перед толпой, руки Ллойда конвульсивно
дернулись. Раздался отчетливый звук разрываемой бумаги.
— ЭЙ, ВЫ, ЛЮДИ! — закричал Уитни.
Смутный ропот пронесся над толпой. Уитни трясся с ног до
головы, словно паралитик. Голова его то дергалась в сторону темного человека,
то вновь отворачивалась. Флегг смотрел на Уитни с кровожадной усмешкой. Дорган
направился было к повару, но Флегг жестом остановил его.
— ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО! — завопил Уитни. — ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЭТО
НЕСПРАВЕДЛИВО!
Воцарилась мертвая тишина. Кадык Уитни прыгал, как обезьяна
на ветке.
— Мы когда-то были американцами! — наконец прокричал он. —
Американцы так не поступают. Я был всего лишь поваром, но я знаю, что
американцы так не поступают, они не станут слушать какого-то кровожадного
мудака в ковбойских ботинках…
Толпа издала вздох ужаса. Ларри и Ральф обменялись
недоуменными взглядами.
— Да-да, — настаивал Уитни. — Это именно о нем. — Пот стекал
по его лицу, словно слезы. — И вы будете смотреть, как этих двух парней
разорвут у вас на глазах на две части, а? Вы считаете, это подходящее начало
для новой жизни? Думаете, это справедливо? Говорю вам, вам будут снится кошмары
до конца вашей жизни!
Толпа согласно зашумела.
— Мы должны остановить это, — сказал Уитни. — Настало время
подумать о том, что… что…
— Уитни, — раздался этот голос, мягкий, как шелк, и едва
слышный, но оказавшийся достаточно громким, чтобы повар немедленно замолчал. Он
обернулся к Флеггу, губы его беззвучно двигались, а в глазах появилось рыбье
выражение.
— Уитни, тебе надо было молчать. Голос был тихим, но без
труда доносился до каждого. — Я бы отпустил тебя… да и зачем ты мне нужен?
Уитни шевелил губами, но с них по-прежнему не мог сорваться
ни один звук.
— Подойди сюда, Уитни.
