Копья поднялись вверх. Один из коричневых людей — вождь —
сдавленным голосом выкрикивал одно и то же слово, которое звучало примерно так:
«ЮН-НАХ!»
Да, он начал вспоминать.
Теперь он знал свое имя.
Он улыбнулся.
Улыбка появилась на его лице, словно красное солнце,
вышедшее из-за облака. Обнажившись ослепительно белые зубы, глаза засверкали.
Он протянул им свои лишенные линий ладони в универсальном жесте мира.
Перед мощью этой усмешки они спасовали. Копья упали на
песок.
— Вы говорите по-английски?
В ответ только взгляды.
— Habla espanol?
Едва ли. Едва ли эти мудаки хаблили на этом трахнутом
эспаньоле.
Что это значит?
Где он?
Ну что ж, со временем это выяснится. Рим строился не в один
день.
Место, где ты стоишь, не имеет никакого значения. Важно,
чтобы ты был жив…
— Parlez-vous francais?
Нет ответа. Они зачарованно уставились на него.
Он заговорил с ними по-немецки, а потом расхохотался над
глупым, овечьим выражением их лицам. Один из них беспомощно зарыдал, совсем как
ребенок.
«Простые парни. Примитивные, неграмотные. Но я могу
использовать их. Да, я прекрасно могу это сделать».
Он двинулся к ним, все еще вытянув вперед свои лишенные
линий ладони, все еще улыбаясь. В глазах его сверкала жаркое, безумное
ликование.
— Меня зовут Рассел Фарадей, — сказал он медленным, чистым
голосом. — Я пришел сюда с важной миссией.
Они смотрели на него испуганно и зачарованно.
— Я пришел, чтобы помочь вам.
Они стали опускаться на колени и склонять перед ним свои
головы, и когда его темная, темная тень упала между них, его усмешка стала
шире.
— Я пришел, чтобы сделать вас цивилизованными!
— ЮН-НАХ! — выдохнул вождь, объятый ликованием и ужасом. И
когда он поцеловал ступни Рассела Фарадея, темный человек засмеялся, и
казалось, что его хохот никогда не прекратился.
Жизнь — это карусель, на которой никому не дано удержаться
надолго.
февраль, 1975 — декабрь, 1988
