Из предшествующего периода своей жизни он почти ничего не
мог вспомнить кроме того, что родиной его была Небраска и что когда-то он ходил
в среднюю школу в компании с рыжеволосым и кривоногим мальчишкой по имени
Чарльз Старкуевер. Он припоминал марши гражданских прав в 1960 году. Лучше он
помнил 1961 — драки, ночные рейды, церкви, которые взрывались так, словно
внутри них произошло настолько большое чудо, что они не могли его в себя
вместить. Он вспомнил, как перебрался в Новый Орлеан и встретил там умственно
отсталого молодого человека, продающего брошюрки, в которых содержался призыв к
Америке оставить Кубу в покое. Он взял у него несколько брошюр, и штуки две из
них до сих пор лежали в одном из многочисленных его карманов. Он заседал в
сотне разных Отечественных Комитетов. Он участвовал в демонстрациях в сотне
разных университетских кампусов против одних и тех же двенадцати компаний.
Когда сильные мира сего приходили на публичные выступления, он писал им записки
с наиболее обескураживающими вопросами, но никогда не задавал их вслух, так как
увидев его усмехающееся, горящее лицо, человек мог ощутить опасность и скрыться
с эстрады. По той же причине он никогда не выступал на митингах, так как
микрофоны взвыли бы, а электрические цепи вышли бы из строя. Но он писал речи
для тех, кто выступал, и в нескольких случаях результатом этих речей стали
восстания, перевернутые машины, студенческие забастовки и яростные
демонстрации.
В начале семидесятых он познакомился с человеком по имени
Дональд Дефриз и предложил ему заняться семьей Синков. Он помог составить план,
в результате реализации которого была похищена наследница, и именно он
предложил не просто выдать ее за выкуп, но и свести ее с ума. Через двадцать
минут после того, как он ушел из маленького лос-анджелесского домика, где
Дефриз оставался со своими дружками, туда нагрянула полиция. Они смогли лишь
выяснить, что был кто-то еще, связанный с бандой, — может быть, важная фигура,
может быть, шестерка, человек без возраста по прозвищу Ходячий Хлыщ или Бука.
Он широко шагал, пожирая километры. Два дня назад он был в
Ларами, штат Вайоминг, где участвовал во взрыве электростанции. Сегодня он был
на № 51, между Грасмером и Ридлом, по пути в Маунтин Сити. Завтра он будет
где-нибудь еще. И он почувствовал себя счастливее, чем когда бы то ни было,
потому что…
Он остановился.
«ПОТОМУ ЧТО ЧТО-ТО НАДВИГАЛОСЬ». Он чувствовал это, он почти
ощущал аромат в ночном воздухе. Горячий запах копоти. Словно Бог задумал
приготовить шашлык, а в роли мяса должна была выступать вся цивилизация. Угли
уже готовы. Колоссальная вещь, великая вещь.
Близилось время его перевоплощения. Он собирался родиться
вторично, собирался выдавиться из напряженного влагалища какого-то огромного,
песочного цвета зверя, который уже сейчас корчился в родовых схватках, медленно
двигая ногами, истекая родильной кровью и уставившись ослепительно пылающими
глазами в пустоту.
Он был рожден, когда времена изменились, а теперь времена
собирались измениться снова. Это чувствовалось в ветре, в ветре этого мягкого
вечера в штате Айдахо.
Почти уже наступило время родиться вторично. Он знал это. А
иначе почему бы он внезапно получил способность творить чудеса?
Он закрыл глаза, слегка подняв лицо навстречу темному небу,
которое уже готово было принять восходящее солнце. Он сосредоточился.
Улыбнулся. Пыльные, стоптанные каблуки его ботинок начали подниматься над
дорогой. Дюйм. Два. Три. Улыбка превратилась в оскаленную ухмылку. Он поднялся
уже на фут. В двух футах над дорогой он неподвижно повис, и ветер под ним нес
облачка пыли.
Потом он почувствовал, что первые дюймы зари занялись на
горизонте, и вновь снизился. Время еще не наступило.
Но скоро оно наступит.
Он снова пошел по дороге, усмехаясь и высматривая место, где
он мог бы поспать в течение дня. Скоро оно наступит. Он знал это и был
счастлив.
Глава 23
Ллойда Хенрида, которого газеты Феникса окрестили
«нераскаявшимся убийцей с лицом грудного младенца», вели по городской тюрьме
двое охранников. У одного из них текло из носа, и оба выглядели кисло. Другие
обитатели крыла усиленного режима приветствовали его. Он был местной
знаменитостью.
— Хеээээй, Хенрид!
— Давай, парень!
— Держись, Хенрид!
— Молодец, браток!
— Ублюдки с дырявым ртом, — пробормотал охранник с
насморком, а затем чихнул.
Ллойд счастливо усмехнулся. Он был поражен своей новой
славой. Здесь было намного лучше, чем в его первой тюрьме. Даже еда была
вкуснее. Когда ты крупная птица, к тебе поневоле появляется уважение. Он
подумал о том, что Том Круз чувствует себя, наверное, примерно так же во время
мировой премьеры.
На выходе из крыла особого режима его провели через
металлический детектор.
— Все в порядке, — сказал охранник с насморком, и другой
охранник, сидевший в будке из пуленепробиваемого стекла, махнул им рукой. Они
прошли в другой коридор. Здесь было очень тихо. Единственными звуками были
щелканье каблуков охранников (Ллойд был обут в мягкие тапочки) и астматическое
придыхание, раздававшееся сперва от Ллойда. В конце коридора еще один охранник
поджидал их у закрытой двери. В двери было крохотное зарешеченное окошечко.
— Почему в тюрьмах всегда такая гнусная вонь? — спросил
Ллойд просто для того, чтобы поддержать разговор. — Даже в тех местах, где нет
камер. Может, вы, ребята, ссыте здесь по углам?
— Заткнись, убийца, — сказал охранник с насморком.
— Ты плоховато выглядишь, — сказал Ллойд. — Тебе надо бы
домой, в постель.
— Заткнись, — сказал другой.
Ллойд заткнулся.
— Привет, мешок с дерьмом, — сказал охранник у двери.
— Как поживаешь, чертов хер? — нашелся Ллойд. Ничто не
освежает так, как небольшая перебранка. Два дня в тюрьме — и он уже начал
ощущать, что впадает в прежнее состояние ступора.
— За это ты лишишься зуба, — сказал охранник у двери. —
Ровно одного, можешь сосчитать.
— Эй, послушай, ты не можешь…
— Могу. Там во дворе есть парни, которые убьют своих дорогих
мамочек за две пачки «Честерфильда», мешок с дерьмом. Хочешь недосчитаться двух
зубов, парень?
Ллойд ничего не ответил.
— Ну, тогда все в порядке, — сказал охранник. — Ровно один
зуб. Ведите его, парни.
Слегка улыбаясь, охранник с насморком открыл дверь, а другой
ввел Ллойда внутрь, туда, где за металлическим столом сидел, просматривая
бумаги, назначенный судом адвокат Ллойда.
