Ник вернулся в кабинет и открыл ящик стола. Логика Майка
была безупречной: бессмысленно было думать, что кто-нибудь наконец сюда
заявится, чтобы забрать арестованных. Он взял ключи и пошел обратно. Он нашел в
связке нужный ключ с белой биркой и просунул его сквозь решетку.
— Спасибо, — забормотал Майк. — Спасибо. Прости, что избили
тебя. Честное слово, это все Рэй придумал. Мы с Винсом пытались его отговорить,
но когда он напьется, он как безумный… — Ключ повернулся в замке. Ник отступил
и положил руку на рукоять револьвера.
Дверь камеры распахнулась, и Майк вышел.
— Я не отказываюсь от своих слов, — сказал он. — Все что мне
нужно, это выбраться из города.
Когда Ник вышел на улицу, он увидел, что Майк стоит на
обочине и смотрит на пустынный город.
— Боже мой, — прошептал он и обернулся к Нику. — Все они?
Все они?
Ник кивнул, все еще держа руку на рукоятке.
Майк начал говорить что-то еще, но фраза была прервана
припадком кашля. Он прикрыл рот рукой, а потом утерся.
— Пойду-ка я поскорей отсюда, — сказал он. — Ты неплохо
соображаешь, парень, и сделаешь то же самое. Это что-то вроде чумы.
Ник пожал плечами, и Майк пошел по дороге. Он шел все
быстрее и быстрее, а в конце концов пустился бежать. Ник смотрел ему вслед,
пока тот не скрылся из вида, а потом вернулся в помещение. Больше он Майка не
видел. На сердце у него полегчало, и появилась внезапная уверенность, что он
поступил правильно. Он лег на койку и почти сразу же погрузился в сон.
Проснулся он только под вечер. Над холмами бушевала гроза.
Он не мог слышать удары грома, но видел бело-голубые вспышки молнии. До Шойо
гроза так и не дошла.
Ник побывал в столовой на стоянке грузовиков и приготовил
супа и сэндвичей на двух человек. Ему показалось, что было что-то жуткое в том,
что уличные фонари по-прежнему горели. Он положил еду в пакет, и по пути к дому
Бейкеров за ним следовало несколько изголодавшихся собак, по-видимому,
привлеченных запахом пищи. Ник вытащил револьвер, но не отважился пустить его в
ход до тех пор, пока одна из собак чуть не укусила его. Тогда он нажал на
курок, и пуля прочертила на асфальте серебристую борозду в пяти футах от него.
Звука он, естественно, не услышал, но почувствовал отдачу. Собаки разбежались.
Джейн спала. Лоб и щеки ее были горячими, дыхание было медленным и
затрудненным. Выглядела она ужасно измученной и осунувшейся. Ник смочил
салфетку в холодной воде и вытер ей лицо. Он оставил еду на ночном столике,
спустился в гостиную и включил телевизор.
СиБиЭс не работало весь вечер. ЭнБиСи придерживалось
установленной ранее программы, но изображение на ЭйБиСи то и дело пропадало в
тумане. Ник ждал новостей.
Когда начали передавать новости, Ник был ошеломлен.
«Эпидемия супергриппа» была, конечно, центральным сообщением, но диктор сказал,
что ситуация взята под контроль. В Атланте разработана вакцина, и в начале
следующей недели вы уже сможете прийти к своему доктору на прививку. Серьезные
вспышки в Нью-Йорке, Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Лондоне. В некоторых
районах временно запрещены публичные митинги.
В Шойо, — подумал Ник, — запретили целый город. Кто кого
пытается обмануть?
В заключение диктор сообщил, что поездки в районы
большинства крупных городов по-прежнему запрещены, но ограничения будут сняты,
как только вакцина будет повсеместно распространена. Затем он перешел к
сообщениям об авиационной катастрофе в Мичигане и о реакции Конгресса на
последнее постановление Верховного Суда по правам гомосексуалистов.
Так как телевидение было для Ника исключительно визуальным
источником информации, то он заметил во время передачи последних известий такие
детали, на которые другие люди вполне могли бы не обратить внимание. В
программе совсем не было рекламных клипов. Не было сообщений о результатах
бейсбольных матчей, возможно, потому что ни одного матча так и не состоялось.
Расплывчатая сводка погоды без карты смотрелась так, словно Метеорологическое
бюро Соединенных Штатов закрывает лавочку.
Диктор выглядел очень нервно и расстроено. Глаза его
постоянно дергались вправо и влево от камеры… словно кто-то был в студии,
кто-то, в чьи обязанности входило проследить за тем, чтобы в передаче не было
ничего лишнего.
Эту ночь Ник провел в доме Бейкеров. На следующий день ему
пришлось присутствовать при медленном умирании Джейн Бейкер, этой прекрасной
женщины… И ОН НЕ МОГ СКАЗАТЬ НИ СЛОВА УТЕШЕНИЯ.
Она держала его за руку. Ник посмотрел на ее бледное,
искаженное лицо. Теперь кожа ее была сухой, весь пот испарился. Но это его
нисколько не обнадежило. Она была при смерти. Он уже научился различать это
состояние.
— Ник, — сказала она и улыбнулась. — Хочу снова
поблагодарить тебя. Никому не хочется умереть в одиночку, так ведь?
Он яростно потряс головой.
— Я умираю, — сказала она спокойно. — Но это неважно. В том
шкафу висит платье, Ник. Белое. Ты узнаешь его по… — Ее слова были прерваны
припадком кашля. Потом она продолжила: — …по кружевам. В нем я была, когда мы
отправились в свадебное путешествие. Наверное, теперь оно будет мне слегка
велико — я немного похудела, — но это не имеет значения. Мы с Джоном ездили на
озеро Понтчартин. Это были две самых счастливых недели в моей жизни. С Джоном
мне всегда было хорошо. Ты запомнишь про платье, Ник? Я хочу, чтобы меня
похоронили в нем. Тебя не очень смутит… переодеть меня, а?
Он покачал головой. Должно быть, она почувствовала его
неловкость, так как больше она о платье не заговаривала. Легко, почти кокетливо
она заговорила с ним о других вещах. Как она победила на конкурсе чтецов в
школе и поехала на финальный этап в Арканзас, и как ее нижняя юбка упала к ее
ногам как раз в тот момент, когда она достигла кульминационного пункта в
«Демоне-Любовнике» Ширли Джексон. Как ее сестра поехала во Вьетнам в составе
баптистской церковной миссии и вернулась с тремя приемными детьми. Как три года
назад они отправились с Джоном в поход, и как лось с дурным характером загнал
их на дерево, где они провели целый день.
Наконец она заснула, но не надолго. У нее вновь начался бред.
— ДЖОН! — закричала она, и голос ее звучал придушенно. — ОЙ,
ДЖОН, МНЕ НИКОГДА НЕ СНЯТЬ ЭТО ЧЕРТОВО ПЛАТЬЕ! ТЫ ДОЛЖЕН ПОМОЧЬ МНЕ, ДЖОН! ТЫ
ДОЛЖЕН ПОМОЧЬ МНЕ…
Слова ее утонули в очередном приступе кашля. Из носа потекла
тоненькая струйка темной крови. Потом она упала на подушку и несколько раз
дернула головой из стороны в сторону, словно принимала какое-то жизненно важное
решение, и оно оказалось отрицательным.
Потом она затихла.
Ник робко прижал руку к ее шее, потом пощупал внутреннюю
сторону ее запястья и приложил руку к груди. Сердце не билось. Она была мертва.
Часы с важным видом тикали на ночном столике, но никто их уже не слышал.
