Он это выяснит. Легкий летний ветерок задул две первые
спички. Справа в луже бензина он увидел перебирающего лапками жука. Я как этот
жук, — подумал он обиженно и удивился, что же это за мир такой, где Бог не
только запихивает тебя в липкую гадость, как жука в лужу неочищенного бензина,
но и оставляет тебя в живых, чтобы ты боролся за свою жизнь в течение долгих
часов, а возможно, дней… или, в его случае, лет. Это был мир, заслуживший,
чтобы его сожгли. Он стоял с опущенной головой и ждал, пока ветер утихнет,
чтобы зажечь третью спичку.
Когда ему исполнилось шестнадцать, он, с разрешения матери,
бросил школу («А что вы от них ждали? Они его искалечили там, в Терр От. Если б
у меня были деньги, я бы подала на них в суд. Они называют это шоковой
терапией. Проклятый электрический стул — вот как называю это я!») и стал
работать на мойке машин «Скрубба-Дубба». И какое-то время все шло своим
чередом. Люди громкими криками подзывали его с углов улиц или из
останавливавшихся машин, интересуясь, что сказала миссис Симпл (уже четыре
года, как в могиле), когда он сжег ее пенсионный чек, и намочил ли он постель
после того, как сжег тот дом в Седли. Голоса постепенно стали призрачными, но
камни, вылетавшие из темных аллей и из-за углов улиц, оставались реальными.
Однажды кто-то запустил в него полупустой банкой пива из проезжавшей машины.
Банка попала ему в лоб, и он упал на колени.
Такова была его жизнь: голоса, время от времени пролетавшие
камни, «Скрубба-Дубба». А во время обеденного перерыва он обычно сидел на том же
самом месте, что и сегодня, ел сэндвич и наблюдал за нефтяными резервуарами
«Чири», размышляя, как же это все-таки произойдет.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды он не оказался в
вестибюле Методистской церкви с пятигаллонной канистрой бензина, разливая его
повсюду, а в особенности на груду старых сборников церковных гимнов в углу — и
тогда он остановился и подумал:
«Это плохо, и, наверное, не просто плохо, а еще и ГЛУПО, они
поймут, кто это сделал, они поймут, кто это сделал, даже если это сделал бы
кто-нибудь другой». Так он думал, вдыхая запах бензина, и голоса трепыхались и
кружились в его голове, словно летучие мыши в башне с привидениями. Потом
медленная улыбка появилась на его лице, и он перевернул канистру и побежал с
ней в центральный неф, повсюду разливая бензин. Он пробежал весь путь от
вестибюля к алтарю, словно жених, опоздавший на свою собственную свадьбу и
настолько нетерпеливый, что начал уже разбрызгивать горячую жидкость, которую
стоило бы сохранить для первой брачной ночи.
На следующий день его отправили в Исправительный центр для
мальчиков в Северной Индиане. Уезжая, он заметил черные тлеющие развалины
Методистской церкви. И Карли Йейтс проорал ему вслед свою эпитафию:
«Эй, Мусорный Бак, с чего ты решил сжечь церковь? Почему ты
не спалил ШКОЛУ?»
В семнадцать лет его отправили в тюрьму для
несовершеннолетних, а в восемнадцать он попал в тюрьму штата. Сколько он там
пробыл? Кто знает? Во всяком случае, не Мусорный Бак, это уж точно. Никому в
тюрьме не было дела до спаленной им Методистской церкви. Там были люди,
совершившие куда более серьезные преступления. Убийство. Изнасилование. Пролом
черепа старой библиотекарши. Кое-кто из сокамерников хотел кое-что сделать с
ним, а кое-кто — чтобы он с ними кое-что сделал. Он не возражал. Один мужчина с
лысой головой сказал, что любит его: «Я люблю тебя, Дональд!» — и это во всяком
случае было лучше, чем увертываться от камней. Иногда он думал, что хорошо бы
остаться здесь навсегда. Но иногда ночью ему снилась нефтяная компания «Чири», и
во сне это всегда был один оглушительный взрыв, за которым следовали два
других.
Со временем ему стали доверять, и когда появилась странная
болезнь, его послали помогать в лазарете. Но через несколько дней больных там
уже не осталось, потому что все, кто был болен, умерли.
Ветерок погладил его по щеке и замер.
Он зажег спичку и уронил ее. Она упала в лужицу бензина.
Появились языки голубого пламени. Они образовали вокруг обгоревшей спички
расширяющуюся корону. Мгновение Мусорный Бак зачарованно наблюдал за ними, а
потом, оглядываясь через плечо, побежал к лестнице. Голубые языки, не более
двух дюймов в высоту, устремились к насосной станции и возвращающейся посреди
нее трубе. Борьба жука подошла к концу. Теперь он превратился в обыкновенную
почерневшую головешку.
«Это может произойти и со мной».
Но, похоже, ему этого не хотелось. У него появилась смутная
мысль, что теперь в его жизни может возникнуть новая цель, что-нибудь очень
великое и возвышенное. Он испугался и побежал вниз по лестнице.
Все дальше и дальше вниз, вокруг резервуара, с мыслями о
том, когда же наконец воспламенятся пары над трубой и как скоро температура
станет достаточно высокой для того, чтобы огонь ринулся вниз.
Земля становилась все ближе и ближе. Машины на стоянке
приобрели свой нормальный размер. Но ему все казалось, что он движется очень
медленно, как во сне, что он будет бежать и бежать, но никогда не добежит до
конца. Он был рядом с бомбой, и запал был уже подожжен.
Наверху раздался внезапный треск, похожий на взрыв
пятидюймового фейерверка четвертого июля. Потом он услышал приглушенный лязг, и
что-то просвистело мимо него. Это был кусок трубы, абсолютно черный и
переплавленный жаром в какую-то новую и бессмысленную форму.
Когда до земли оставалось футов двадцать пять, он не
выдержал и, перескочив через перила, спрыгнул вниз. Он содрал с ладоней всю
кожу, но едва ли почувствовал это. Он был до краев наполнен стонущим,
ухмыляющимся ужасом.
Он кое-как поднялся и посмотрел наверх. На среднем
резервуаре появилась большая шапка желтых волос, и росли они с удивительной
скоростью. Взрыв мог произойти в любую секунду.
Он побежал. Сломанная кисть правой руки безвольно болталась.
Он пересек стоянку, одолел посыпанную гравием широкую подъездную дорогу,
пронесся сквозь открытые ворота и выбежал на шоссе № 130. Он перебежал через
шоссе и прыгнул в придорожную канаву, приземлившись на мягкое ложе из мертвых
листьев и влажного мха.
Раздался взрыв. Звук был таким сильным, что он почувствовал,
как его перепонки вдавились внутрь, а глаза вылезли из орбит. Раздался второй
взрыв, а за ним и третий. Мусорный Бак приподнял голову и увидел огромное
огненное дерево. Над ним возвышался удивительно высокий столб черного дыма. На
шоссе и рядом с ним стали падать куски обгорелого железа. Нахлынула волна
нестерпимого жара.
Он с трудом поднялся на ноги и побежал по шоссе в
направлении Гэри. Воздух становился все горячее и горячее и приобрел металлический
привкус. Он чувствовал себя как жук, пытающийся сбежать из включенной
микроволновой печи.
БА-БАААААХХХ!
Взорвался еще один резервуар, и сопротивление воздуха перед
ним словно бы исчезло. Огромная теплая рука подтолкнула его сзади и понесла
вперед. Его ноги лишь слегка касались асфальта.
