Сопротивление воздуха постепенно вернулось, и Мусор рискнул
бросить взгляд через плечо. Возвышение, на котором стояли резервуары, было все
объято огнем. Похоже, горела даже дорога, а деревья пылали, как факелы.
Он пробежал еще четверть мили и, задыхаясь, перешел на шаг.
Пройдя еще милю, он остановился отдохнуть, и ноздри его втянули радостный запах
огня. Без пожарных машин и самих пожарных он будет распространяться по ветру.
Возможно, он будет пылать несколько месяцев. Сгорит Поутенвилль, и огонь пойдет
дальше на юг, уничтожая дома, деревни, фермы, поля, пастбища, леса. Может быть
даже, огонь доберется и до Терр От и спалит тамошнюю больницу. А может быть, и
дальше!
Он посмотрел на север в направлении Гэри. Теперь он мог
видеть город и возвышающиеся над ним огромные трубы, спокойные и безмятежные,
словно штрихи мела на светло-голубой доске. А за всем этим был Чикаго. Сколько
там нефтяных резервуаров? Заправочных станций? Остановившихся поездов с
цистернами сжиженного газа и горючими удобрениями? Сколько еще городов за Гэри
и Чикаго?
Перед ним простиралась вся страна, созревшая для огня.
Ухмыляясь, Мусорный Бак встал на ноги и отправился в путь.
Кожа его уже покраснела, как у омара. Он не чувствовал боли, хотя из-за этого и
не спал всю ночь, никак не в силах успокоиться. Впереди его ждали еще более
обширные и величественные пожары. Взгляд его глаз был нежным, радостным и
абсолютно сумасшедшим. Это были глаза человека, нашедшего наконец-то смысл
своей жизни, с которым он уже не расстанется никогда.
Глава 33
— Я хочу выбраться из города, — сказала Рита, не
оборачиваясь. Она стояла на балконе небольшой квартирки, и утренний ветерок
теребил ее прозрачную ночную рубашку.
— Хорошо, — сказал Ларри. Он сидел на столе и ел сэндвич с
яичницей.
Она повернулась к нему, и лицо ее было осунувшимся. Если в
парке в день их встречи она тянула на элегантные сорок, то теперь она
выглядела, как женщина, балансирующая на опасной грани, которая отделяет начало
шестого десятка от полной старости. Между пальцами она держала сигарету, и
кончик ее дрожал. Она вдохнула дым, не затягиваясь.
— Я серьезно говорю.
— Я знаю, — сказал он. — И могу тебя понять. Нам
действительно надо уйти.
Мускулы ее лица облегченно расслабились, и с почти (но все
же не совсем) бессознательным отвращением Ларри подумал, что так она выглядит
даже старше.
— Когда?
— Почему бы не сегодня? — спросил он.
— Ты хороший мальчик, — сказала она. — Хочешь еще немного
кофе?
— Я и сам могу налить.
— Глупости. Сиди, где сидишь. Я всегда наливала мужу вторую
чашку кофе, он настаивал на этом. Впрочем, от него за завтраком я видела только
пробор. Остальное было скрыто за «Уолл Стрит Джорнел» или какой-нибудь
чертовски солидной книжкой. Не просто что-нибудь значительное или глубокое, но
обязательно чреватое значением. Белль, Камю… Мильтон, Боже ты мой. Ты —
неплохая замена. — Она обернулась с игривым выражением лица. — Тебе должно быть
стыдно, если ты будешь прятать свое лицо за газетой.
Он вяло улыбнулся. Ее шутки сегодня утром, как впрочем, и
весь вчерашний день, казались слегка натянутыми. Он вспомнил их встречу в парке
и как ее речь показалась ему небрежной россыпью бриллиантов на бильярдном
сукне. Со вчерашнего дня бриллианты стали больше похожи на фальшивки.
— Ну вот. — Она подошла, держа чашку во все еще дрожавшей
руке, и когда она стала ставить ее на стол, кофе выплеснулся ему на руку. Он
отдернул руку, зашипев от боли, как кошка.
— Ой, извини… — На ее лице отразился не только испуг, но и
нечто, очень похожее на ужас.
— Все в порядке…
— Нет, я просто… не надо… сиди на месте… безрукая идиотка…
Она разразилась такими оглушительными рыданиями, словно ей
только что довелось присутствовать при смерти лучшего друга.
Он встал и обнял ее, не очень-то обрадовавшись ее
конвульсивным ответным объятиям. Это были даже не объятия, а скорее захват.
«Космический захват», новый альбом Ларри Андервуда, — подумал он тоскливо. О,
черт. Никакой ты не симпатичный парень. Приехали, опять начинается.
— Прости меня. Не знаю, что это со мной стряслось. Никогда
такого не было. Прости меня…
— Все в порядке, это ерунда. — Он продолжал автоматически
утешать ее, гладя ее по седеющим волосам, которые станут выглядеть гораздо
лучше (да и вся она, собственно говоря, станет выглядеть гораздо лучше) после
того, как она проведет долгое время в ванной.
Разумеется, он понимал, что с ней стряслось. То, что
произошло, имело одновременно и личный, и безличный характер. Это повлияло и на
него, но не так резко и глубоко. В ней же словно разбился какой-то внутренний
кристалл.
Безличным фактором был, очевидно, запах. Сквозь балконную
дверь его приносил прохладный утренний ветерок, который вскоре превратится в
неподвижную, влажную жару, если, конечно, этот день будет таким же, как и
предыдущие три или четыре. Что-то вроде гнилых апельсинов, или тухлой рыбы, или
запаха, который иногда бывает в подземке, когда в поезде открыты окна. Это был
запах разлагающихся трупов.
В Манхэттене по-прежнему было электричество, но вряд ли это
будет продолжаться долго. Почти во всех других районах свет уже погас. Прошлой
ночью, когда Рита уснула, он стоял на балконе и мог видеть, что в большей части
Бруклина и Куинз царит полная темнота. Черный карман шел от Сто Десятой до
самого Манхэттена. Если посмотреть в другом направлении, то можно было заметить
россыпь ярких огней над Юнион Сити и, возможно, Байонной, но в остальном
Нью-Йорк был погружен в черноту.
Чернота же эта означала не только отсутствие света. Она
означала также и отключение воздушных кондиционеров, этого современного
удобства, благодаря которому можно было спокойно существовать в городе с
наступлением середины июня. Это означало, что люди, спокойно умершие в своих
квартирах, теперь тухли в раскаленных печах. Когда он об этом думал, то его ум
постоянно возвращался к той картине, которую он застал в зале ожидания. Он
вспоминал об этом, и черное, сладкое видение вставало перед ним и манило его.
Что касается личного фактора, то, по-видимому, она была
встревожена тем, что они обнаружили вчера по пути в парк. Когда они выходили,
она смеялась, болтала и веселилась. После возвращения она начала стареть.
Человек, предвещавший появление чудовищ, лежал на тропинке
парка в огромной луже собственной крови. Рядом с его застывшей вытянутой левой
рукой лежали разбитые очки. Одно из чудовищ, очевидно, все же появилось. Его
несколько раз ударили ножом. Ларри показалось, что он стал похож на огромную
подушечку для иголок.
