— Возможно, но я буду чувствовать себя спокойнее, если
сделаю это.
«Он делает это для меня», — подумала она.
Она привстала на цыпочках и легко поцеловала его в губы.
— Будь осторожен, — сказала она и быстро сбежала вниз, так
что Кока-Кола заплескалась у нее в животе. Быстро, но не настолько, чтобы не
успеть заметить, как в глазах у него появилось удивленное, счастливое
выражение. Еще быстрее она спустилась с сеновала, так как чувствовала, что
сейчас ее вырвет. Она-то знала, что дело в Кока-Коле, жаре и ребенке, но что
подумает Гарольд, если услышит? Поэтому-то она и торопилась выбраться поскорее
из амбара, чтобы он не услышал. И она успела. Как раз.
Гарольд спустился без четверти четыре. Теперь кожа его была
ярко-красной, а руки забрызгались белой краской. Пока он работал, Фрэн дремала
под вязом во дворе Ричардсона, в любой момент готовая проснуться, услышав треск
дранок и отчаянный крик бедного толстого Гарольда, падающего с высоты девяноста
футов навстречу жесткой земле. Но он так и не раздался — слава Богу, и теперь
Гарольд стоял гордо перед ней — зеленые ноги, белые руки и красные плечи.
— Зачем ты принес назад краску? — спросила она с любопытством.
— Я не хотел оставлять ее там. Это могло бы привести к
самовозгоранию, и наша надпись пропала бы.
Вдвоем они посмотрели на крышу хлева. Свежая краска ярко
сияла на фоне тускло-зеленой дранки:
УЕХАЛИ В СТОВИНГТОН
В ЦЕНТР ПО ИЗУЧЕНИЮ ЧУМЫ
ПО ШОССЕ № 1 ДО УЭЛЛСА
ПО МЕСТНОМУ ШОССЕ № 95 ДО ПОРТЛЕНДА
ПО ШОССЕ № 302 ДО БАРРА
ПО МЕСТНОМУ ШОССЕ № 89 ДО СТОВИНГТОНА.
ВЫЕХАЛИ ИЗ ОГАНКВИТА 2 ИЮЛЯ 1990 ГОДА
ГАРОЛЬД ЭМЕРИ ЛАУДЕР
ФРЭНСИС ГОЛДСМИТ
— Я не знал твоего второго имени, — сказал Гарольд
извиняющимся тоном.
— Все в порядке, — сказала Фрэнни, по-прежнему глядя на
надпись. Первая строчка была написана прямо под чердачным оконцем, а последняя
— ее имя — прямо над дождевым желобом. — Как ты умудрился написать последнюю
строчку? — спросила она.
— Это было нетрудно, — сказал он застенчиво. — Пришлось
немного поболтать ногами, вот и все.
— Ой, Гарольд. Ну почему ты не мог поставить только свою
подпись?
— Потому что мы с тобой в одной упряжке, — сказал он и
посмотрел на нее с некоторым опасением. — Так ведь?
— Конечно, да… до тех пор, пока ты не свернешь себе шею.
Голоден?
Он просиял.
— Голоден, как медведь.
— Тогда пошли поедим. И я помажу твою обгорелую кожу детским
кремом. Тебе надо надеть рубашку, Гарольд. Ты сегодня ночью не заснешь.
— Я буду спать крепко, — сказал он и улыбнулся ей. Фрэнни
улыбнулась в ответ. На ужин они ели консервы и пили Кул-Эйд (на этот раз его
делала Фрэнни и не забыла добавить сахар). Позже, когда начало темнеть, Гарольд
пришел в дом Фрэнни, что-то таща под мышкой.
— Это принадлежало Эми, — сказал он. — Я нашел на чердаке.
Думаю, мама и папа подарили ей эту штуку, когда она закончила восьмой класс. Я
даже не знаю, работает ли она, но я захватил несколько батареек из магазина.
Это был переносной проигрыватель с пластмассовой крышкой,
созданный специально для того, чтобы девочки-подростки тринадцати или
четырнадцати лет брали его с собой на пляж или на пикник.
— Что ж, — сказала она. — Давай посмотрим, работает эта
штука или нет.
Проигрыватель работал. Почти четыре часа сидели они на
разных концах кушетки, а переносной проигрыватель стоял между ними на кофейном
столике. С зачарованной и тихой грустью они слушали музыку мертвого мира,
звучащую в летней ночи.
Глава 35
Поначалу звук не вызвал у Стью никакого недоумения. Обычная
составляющая часть яркого летнего утра. Он только что миновал город Саут
Райгейт, штат Нью-Хемпшир, и теперь дорога вела его по очаровательной
местности, поросшей вязами, нависшими над дорогой и испещрившими асфальт
движущимися солнечными бликами. Снова раздался этот звук — лай собаки, самая
естественная вещь на свете.
Он прошел почти милю, когда ему пришло в голову, что в этой
собаке есть что-то необычное. Покинув Стовингтон, он видел много мертвых собак,
но ни одной живой. Ну что ж, — предположил он, — многие, но не все люди умерли
от гриппа. Ясно, что также случилось и с собаками. Возможно, теперь собака
очень боится людей. Когда она учуяла его, она залезла в кусты и начала лаять, и
будет лаять до тех пор, пока он не покинет ее территорию.
Он поправил рюкзак и заново свернул подложенные под лямки
носовые платки. На ногах у него были «Великаны Джорджии», и три дня ходьбы
почти лишили их изначального лоска. На голове у него была изящная красная
фетровая шляпа с широкими полями, а на плече болтался армейский карабин. Он не
думал, что наткнется на мародеров, но что-то внутри подсказывало ему, что
неплохо иметь при себе ружье. Может быть, пригодится для охоты. Правда, вчера
он видел большую самку оленя, но не выстрелил в нее, приятно пораженный ее
красотой.
Дорога шла вверх. Лай собаки становился все громче и громче.
«В конце концов, может быть, я ее увижу», — подумал Стью.
Он шел по № 302 на восток, предполагая, что рано или поздно
шоссе выведет его к океану. Он заключил с собой нечто вроде договора: «Когда я
доберусь до океана, я решу, что делать дальше». До тех пор я вообще не буду об
этом думать. Он подумывал о том, чтобы раздобыть гоночный велосипед или
мотоцикл, на котором он смог бы объезжать время от времени перегораживавшие
дорогу разбитые машины, но потом решил идти пешком. Ходьба была для него чем-то
вроде процесса выздоровления. Пошел уже четвертый день его путешествия. Он
всегда любил ходить, и его тело жаждало активности. До побега из Стовингтона он
просидел взаперти почти две недели, и поначалу чувствовал себя не совсем в
форме. Он предполагал, что рано или поздно медлительность продвижения ему
надоест, и он раздобудет себе велосипед или мотоцикл, но пока ему нравилось
идти пешком на восток, глядя по сторонам и отдыхая, когда захочется.
Мало-помалу безумные блуждания в поисках выхода тускнели в его памяти. Первые
две ночи ему снилась последняя встреча с Элдером, который пришел привести в
исполнение полученный приказ. В снах Стью всегда слишком долго медлил со стулом
в руках. Элдер уклонялся от удара, нажимал на курок, и Стью чувствовал, как
тяжелая, но не причиняющая боли свинцовая боксерская перчатка бьет его в грудь.
Сон снился ему снова и снова, пока он не просыпался утром, не отдохнув, но
безумно радуясь тому, что он жив. В последнюю ночь сон не повторился. Он не был
уверен, что кошмары окончательно прекратились, но подумал о том, что постепенно
яд в его организме рассасывается.
