Они разбили лагерь в четверти мили от границы под
водонапорной башней, стоявшей на высоких стальных ногах, как марсианин Г. Дж.
Уэллса. Том заснул сразу же, как только заполз в свой спальный мешок. Ник
немного посидел, наблюдая за появлением звезд.
Ночью ему снился человек без лица, стоявший на высокой
крыше, с руками, протянутыми на восток. А потом ему снилась кукуруза, которая
была выше его роста, и звуки музыки. Но на этот раз он знал, что это — музыка,
и знал, что это гитара. Он проснулся незадолго до восхода с болезненно
переполненным мочевым пузырем и звоном ее слов в ушах: «Они называют меня
матерью Абагейл… приходи повидать меня в любое время».
В тот день после полудня, двигаясь на восток сквозь округ
Команчи по шоссе № 160, они в изумлении застыли на своих велосипедах, наблюдая
за небольшим стадом бизонов — возможно, около дюжины — спокойно переходивших с
одной стороны дороги на другую в поисках более сочной травы. К северу от дороги
виднелась изгородь из колючей проволоки, но похоже, бизоны повалили ее.
— Кто это такие? — спросил Том испуганно. — Это не коровы!
Но так как Ник не мог говорить, а Том не умел читать, Ник не
смог ему объяснить. Это было восьмого июля 1990 года, и в ту ночь они спали
прямо на земле в сорока милях к западу от Дирхеда.
Девятого июля они поглощали свой ленч в тени старого,
изысканного вяза на внешнем дворе фермерского дома, который наполовину сгорел.
Том одной рукой ел сосиски из консервной банки, а второй заводил машину на
станцию техобслуживания и выводил ее обратно. Снова и снова он напевал припев
какой-то популярной песенки. Ник уже выучил наизусть меняющиеся очертания губ
Тома: «Крошка, поймешь ли ты своего парня — он парень что надо — он парень
шикаааарный — крошка, поймешь ли ты своего парня?»
Ник был расстроен и немного испуган размерами простиравшейся
вокруг них страны. Никогда раньше он не задумываются о том, как, оказывается,
легко было выставлять большой палец, зная, что рано или поздно закон
статистической вероятности сработает на тебя. Останавливалась машина, за рулем
которой оказывался обычно мужчина. Частенько между колен у него удобно
размещалась баночка пива. Он спрашивал, куда ты едешь, а ты протягивал ему
клочок бумаги, который был всегда под рукой в нагрудном кармане. На нем было
написано: «Здравствуйте, меня зовут Ник Андрос. Я глухонемой, извините. Я
направляюсь в… Спасибо большое за то, что подобрали меня. Я могу читать по
губам». И все шло, как по маслу. Если парень не имел ничего против глухонемых
(а были и такие, хотя они и составляли меньшинство), ты запрыгивал в машину, и
она везла тебя туда, куда тебе было надо, или по крайней мере в этом
направлении на приличное расстояние. Машина пожирала дорогу и извергала мили из
выхлопной трубы. Это была форма телепортации. Машина побеждала карту. Но теперь
машина не появлялась, хотя на многих дорогах вполне можно было проехать
семьдесят или восемьдесят миль, соблюдая осторожность. А когда путь окажется
окончательно заблокированным, ты просто оставишь свою машину, пройдешь немного
вперед и сядешь в следующую. Без машины они были похожи на Муравьев, ползущих
по груди упавшего великана. И Ник мечтал наяву, что когда они все-таки встретят
кого-нибудь (он не сомневался, что это произойдет), встреча произойдет так же,
как и в самые беззаботные дни автостопа: на вершине ближайшего холма появится
это знакомое сияние, одновременно ослепляющее глаза и доставляющее им радость.
Это будет какая-нибудь самая обычная американская машина — «Шевроле Бискейн»
или «Понтиак Темпест», старое доброе детройтское железо на колесах. В своих
мечтах он никогда не думал ни о «Хонде», ни о «Мазде», ни о «Юго». И вот эта
американская красавица перевалит через холм, и он увидит за рулем человека,
дерзко выставившего наружу свой загорелый локоть. Человек будет улыбаться и
скажет: «Святой Иосиф, пареньки! Ну не рад ли я вас встретить! Прыгайте сюда!
Прыгайте, давайте и разберемся, куда мы едем!»
Но в тот день они никого не встретили, а на следующий день
им встретилась Джули Лори.
День снова выдался жарким. Они ехали почти весь день, но
продвигались вперед не очень быстро из-за зеленых яблок.
Яблоки они отыскали на старой яблоне во дворе фермы. Они
были зелеными, маленькими и кислыми, но и Ник и Том долгое время не ели свежих
фруктов, и вкус яблок показался им божественным. Ник заставил себя остановиться
после второго, но Том съел шесть, несмотря на протестующие жесты Ника. Когда
Том Каллен вбивал себе что-нибудь в голову, он приобретал все очарование
четырехлетнего капризного ребенка.
С одиннадцати утра и до наступления вечера Тома мучил понос.
Пот стекал с него небольшими ручейками. Он стонал. Ему приходилось слезать с
велосипеда, чтобы ввезти его на низкие пологие горки. Несмотря на раздражение
из-за того, что они так медленно двигаются, Ник не мог удержаться от печальной
улыбки.
Когда около четырех часов пополудни они доехали до Пратта,
Ник решил, что на сегодня хватит. Том благодарно рухнул на скамейку в тени на
автобусной остановке и сразу же задремал. Ник оставил его там и пошел по
торговому кварталу в поисках аптеки. Он раздобудет «Пепто-Бисмол» и заставит
Тома принять лекарство, захочет он этого или нет. Если для того, чтобы
закупорить Тома понадобится целая бутылка, то ему придется ее выпить. Завтра
Ник хотел хотя бы частично наверстать упущенное время.
Он обнаружил аптеку неподалеку от местного театра.
Проскользнув внутрь сквозь открытую дверь, он на мгновение остановился вдыхая
знакомый жаркий, застоявшийся запах. К нему примешивались и другие сильные,
насыщенные запахи. Самым сильным из них был запах духов. Возможно, от жары
несколько пузырьков взорвалось.
Ник огляделся в поисках желудочных лекарств, пытаясь
вспомнить, сохраняется ли «Пепто-Бисмол» в жаре. Ладно, на этикетке будет
указано. Глаза его скользнули по манекену, и через два ряда он увидел то, что
искал. Он сделал два шага вперед и лишь тогда понял, что никогда раньше не
видел манекенов в аптеке.
Он посмотрел обратно и увидел Джули Лори.
Она стояла в полной неподвижности. В одной руке у нее был
пузырек с духами, в другой — стеклянная палочка, с помощью которой наносят их
на кожу. Ее фарфорово-голубые глаза раскрылись в ошеломленном, недоверчивом
удивлении. Ее коричневые волосы были стянуты назад и перехвачены блестящим
шелковым шарфом. Она была одета в розовый свитер и джинсовые шорты, которые
были укорочены до такой степени, что их скорее можно было принять за трусики.
На лбу у нее была целая россыпь прыщей, а прямо в центре подбородка вскочил
гигантский чирей.
Застыв от удивления, они смотрели друг на друга. Потом
пузырек духов выскользнул у нее из рук и разлетелся на мелкие кусочки, наполнив
всю аптеку острым зловонием.
— Боже мой, ты и вправду существуешь? — спросила она
дрожащим голосом.
Сердце Ника бешено забилось, и он почувствовал, как кровь
пульсирует у него в висках.
