Шэнноу проснулся в холодном поту. Пальцы левой руки скрючились, словно сжимали рукоятку пистолета. Сон вызвал у него ужас своей омерзительностью, и он проклял свой мозг за такие видения. И начал молиться, вознося благодарность за жизнь, за любовь и просил Бога Воинств защитить Донну Тейбард, пока он не сможет воссоединиться с ней.
Ночь была темная, снег кружил над поселком, и Шэнноу, поднявшись с колен, закутался в одеяло. Он подошел к очагу и помешивал угли, пока над ними не заплясал слабый огонек. А тогда положил на него растопку, поленья и раздул его в жаркое пламя.
Сон казался явью, такой жестокой явью!
Голова у Шэнноу разламывалась. Он подошел к окну, где на подоконнике в кувшине настаивались листья колы, которыми его снабдила Куропет. Как обычно, два‑три глотка прогнали боль. Он открыл окно и высунулся наружу, глядя на падающие хлопья. А перед глазами у него маячили всадники — их особые шлемы с изогнутыми, черными, сверкающими рогами, их нагрудники с вычеканенной козлиной головой. Он вздрогнул и закрыл окно.
— Где ты сейчас, Донна, любовь моя? — прошептал он.
Кем только не перебывал за свою жизнь Кон Гриффин, но пока еще никто не принимал его за дурака. Однако всадники в рогатых шлемах, небрежно надменные, видимо, сочли его желторотым птенцом.
Караван, выдержав три нападения каннов и страшную минуту, когда на высокогорной тропе лавина чуть было не увлекла с собой один из фургонов, наконец достиг зеленой долины у подножия гор, чьи снежные вершины скрывались за облаками.
На собрании всех владельцев фургонов было постановлено пустить корни в этой долине, и Кон Гриффин объехал ее с Мадденом и Берком, размечая участки для каждой семьи. А когда были повалены первые деревья, переселенцы, проснувшись в одно промозглое осеннее утро, увидели, что к их селению приближаются три всадника в странных черных шлемах с торчащими козлиными рогами. С их поясов свисали пистолеты, каких Гриффин еще не видел.
Он пошел им навстречу, а Мадден сел на козлы ближайшего фургона, положив поперек колен свое длинное ружье. Джимми Берк стоял на коленях возле срубленного дерева, неторопливо протирая двуствольный кремневый пистолет.
— Доброго вам утра, — сказал Гриффин.
Тот, что ехал чуть впереди, молодой человек с темными глазами, раздвинул губы в улыбке, обдавшей Гриффина зимним холодом.
— Вы решили тут обосноваться?
— А что? Это ведь нетронутая земля.
Всадник кивнул.
— Мы ищем странника по имени Шэнноу.
— Он умер, — сказал Гриффин.
— Он жив, — ответил всадник с полным убеждением.
— Если так, то меня это удивляет. К югу отсюда на него напали каннибалы, и он не вернулся в свой фургон.
— И много вас здесь? — спросил всадник.
— Достаточно, — сказал Гриффин.
— Ну, что же, — согласился тот, — нам пора. Мы ведь едем издалека и далеко.
Они повернули лошадей и поскакали на восток.
Мадден подошел к Гриффину.
— Не понравились они мне, — сказал он. — По‑твоему, нам грозит опасность?
— Возможно.
— У меня от их вида мурашки по коже забегали, — сказал Берк, присоединяясь к ним. — Очень смахивают на каннибалов, только вот зубы обычные.
— Что думаешь, Грифф? — спросил Мадден.
— Если они разбойники, то вернутся.
— О чем они говорили? — осведомился Берк.
— Справлялись о человеке по имени Шэнноу.
— Это еще кто? — спросил Мадден.
— Иерусалимец, — ответил Гриффин, избегнув прямой лжи. Он никому в караване не открыл настоящего имени Йона Тейбарда.
— В таком случае, — заявил Берк, — им лучше держаться от него подальше. С ним лучше не связываться, клянусь Богом! Это ведь он перестрелял разбойников в Ольоне. И Даниил Кейд из‑за него охромел — прострелил ему колено.
— Никому про Шэнноу не упоминайте, — предупредил Гриффин.
Мадден заметил выражение его лица и прищурился. Что‑то осталось недосказанным. Однако он верил Гриффину и не стал его расспрашивать.
В ту же ночь вскоре после полуночи пятьдесят всадников галопом ринулись на селение через восточное пастбище. Передние наткнулись на веревку, натянутую в высокой траве, и их кони с визгом кубарем покатились по земле. Всадники слетели на землю. Их товарищи во втором ряду изо всех сил натянули поводья и остановили коней перед веревкой. Кося их, зарявкали двадцать ружей; двадцать налетчиков и несколько коней рухнули наземь. Второй залп из пятнадцати пистолетов выбил из седел еще несколько человек на заметавшихся лошадях, и уцелевшие ускакали. Некоторые из свалившихся поднялись на ноги и кинулись бежать. В ярком лунном свете стрелки убивали их по‑одиночке.
Когда воцарилась тишина, Кон Гриффин перезарядил пистолеты и вышел на пастбище. В траве он насчитал двадцать девять трупов и одиннадцать лошадей, мертвых и издыхающих. Мадден и другие присоединились к нему, снимая с мертвецов оружие. Это были револьверы, заряжавшиеся патронами.
— Вы посмотрите, — сказал Гриффин, оглядывая убитых, — они все одеты одинаково, будто солдаты в старинных книгах. Что‑то тут очень не так! — Он обернулся к Маддену: — Садись на лошадь и следуй за ними. Не показывайся и не рискуй. Мне надо знать, откуда они и сколько их там.
Донна Тейбард подошла к Гриффину и взяла его под руку.
— Кто они, Кон?
— Не знаю. Но они наводят на меня страх.
— Ты думаешь, они вернутся еще до утра?
— Вряд ли. Но в таком случае Джейкоб нас предупредит.
— Так пойдем домой. Эрику не терпится узнать, что было. Он будет так тобой гордиться!
Гриффин притянул ее к себе и нежно поцеловал в лоб. Ему отчаянно не хотелось говорить ей про Шэнноу, хотелось, чтобы она и дальше верила, что он мертв. После исчезновения Шэнноу они очень сблизились, и он всячески заботился об Эрике, а потому его часто приглашали пообедать или поужинать в тейбардском фургоне. Потом как‑то вечером он попросил Донну стать его женой, ожидая отказа, готовясь ждать, пока она не передумает. А она согласилась, поцеловала его и поблагодарила за честь.
Трудно было бы найти человека счастливее, чем в ту минуту Гриффин. Много дней после, в лунные вечера он гулял с ней рука об руку, пока наконец Донна сама не ускорила то, о чем он мечтал. Они вышли на берег ручья, она повернулась и положила руку ему на плечо.
— Я не пятнадцатилетняя девочка, — сказала она, расстегивая платье.
И в траве у журчащей воды они познали любовь.
Теперь Гриффин ночевал в фургоне Донны к большому негодованию старого Берка, который не одобрял такого легкомыслия. Эрик легко свыкся со своим новым отцом и в обществе Гриффина, казалось, чувствовал себя легко. А Гриффин учил его бросать аркан, различать следы, узнавать деревья и определять, какие растут у воды. И разговаривали они, как мужчина с мужчиной, что очень льстило Эрику.
