Бетик издали с восхищением наблюдал эту схватку воли против воли. Мерин бил задом, выделывал курбеты, вскидывал передние ноги, катался по земле, но Шэнноу всякий раз оказывался у него на спине. Все кончилось так же внезапно, как началось. Мерин встал, понурив голову. От его ноздрей шел пар. Шэнноу направил его шагом к биваку, спешился и снова его стреножил. Расседлал, растер и постоял, поглаживая его по шее и ушам.
Потом забрал седло, подошел к лошади Селы, оседлал ее без всяких сюрпризов и поехал на северо‑восток.
Когда он скрылся за гребнем, Бетик расслабился и растянулся на траве.
— Что бы там ни было еще, а наездник он несравненный.
— Он — Громобой! — с гордостью объявил Села. — Он вернется.
— Было бы приятно проверить в это, — ответил Бетик, — но он еще никогда не встречался с зелотами. Я видел их в деле и знаю, на что они способны.
Села улыбнулся и начал отрезать куски от туши для утренней похлебки. «Бетик, — подумал он, — умный человек, но он никогда не видел Шэнноу в деле».
В шести милях к северо‑востоку несколько всадников, сгрудившись, вглядывались в холмы впереди. Их вожак, стройный юноша с орлиным носом и темными глазами, обернулся к одному из своих спутников:
— Ты пришел в себя?
— Да, Донай, но я совсем измучен. Как он сумел удержаться в седле? Я же чуть не убил коня.
— Хороший наездник. Хотел бы я знать побольше о нем и почему с ним Бетик. — Донай обернулся и поглядел на два трупа, перекинутые через седла их лошадей. Ксенон вселился во льва, Херос — в ворону, и обоих убил длинноволосый всадник. Донай спешился.
— Я попрошу наставлений, — сказал он.
Остальные трое молча сидели в седлах, а их вожак, опустившись на колени, склонил голову над круглым камушком, отливавшим червонным золотом. Некоторое время он сохранял полную неподвижность. Потом поднялся на ноги.
— Ахназзар говорит, что этот человек — Шэнноу, Взыскующий Иерусалима. Он посылает подмогу. Мы должны дождаться ее здесь.
Остальные спешились, сняли плащи из черной кожи и темные шлемы.
— Чью шестерку они посылают? — спросил Пэрен, самый младший.
— Они посылают шесть шестерок, я не спросил, чьи, — ответил Донай.
— Тридцать шесть человек? — недоверчиво протянул Пэрен. — Против двух мужчин и мальчишки?
— Ты подвергаешь сомнению распоряжение Ахназзара? — мягко осведомился Донай.
— Нет, что ты! — быстро ответил Пэрен.
— Да, — сказал Донай, — это очень мудро. Он, Шэнноу, — Великое Зло, а в этом всегда есть сила. Он нечистый, служитель старого темного бога. Его должно уничтожить. Ахназзар сказал, что он возит с собой Библию!
— Говорят, что даже одно прикосновение к Библии сжигает руку и клеймит душу, — вставил третий из них.
— Возможно, Карим. Я не знаю. Ахназзар велит убить и его, и его лошадь, а потом сжечь седельные сумки, не открыв их.
— Я вот никогда не мог понять, — не унимался Пэрен, — как эта Книга уцелела в Армагеддоне?
— Зло вездесуще, — ответил Донай. — Когда старый темный бог был уничтожен, его тело рассыпалось и дождем упало на землю, и каждое касание осквернило ее. Не удивляйся, узнав, в каких только местах ни таится зло!
— Да уж! — сказал Карим, жилистый мужчина средних лет с седой бородой. — Я бы жизнью поручился за Бетика — среди исчадий Ада не нашлось бы воина лучше!
— Твое «лучше» подозрительно, Карим! — заметил Донай. — Он был нечистым, но успешно таил тьму в себе. Однако Владыка Сатана умеет обнаружить темноту в самых дальних уголках души и, думается мне, не случайно сестру Бетика избрали на жертву в честь зимнего солнцестояния.
— Конечно, — сказал Пэрен, — но на что он надеялся, когда попросил Шали бежать с ним?
— Умный вопрос Пэрен! Он не постиг святости своей сестры. Она, естественно, гордилась тем, что была избрана, и едва зло коснулось ее, сразу пошла к Ахназзару. Достойная дева, и ныне она прислуживает Владыке!
— Но как мог он не постичь ее святости? — не отступал Пэрен.
— Зло лишено логики. Он думал, что она желает земной жизни, и его кощунство заключалось в неверии. Он воображал, будто она обречена гибели, и хотел спасти ее!
— А теперь он с Иерусалимцем, — заметил Карим.
— Зло притягивает зло, — сказал Донай.
Ближе к полудню, когда четверо всадников подкрепляли силы ранним обедом, небо, поглотив солнце, заволокли черные тучи. На востоке их расколол зигзаг молнии, и над холмами оглушающе загрохотал гром.
— На лошадей! — скомандовал Донай. — Укроемся в лесу.
Все повскакали на ноги и побежали к лошадям. Донай поднял плащ и замер. Напротив их бивака возник длинноволосый всадник, полы его куртки хлопали на забушевавшем ветру. Донай вытащил пистолет из кобуры, но тут раскаленный добела молот ударил его в грудь и отшвырнул на бок его лошади. Карим, услышав выстрел, бросился на землю, но Пэрен и четвертый свалились там, где стояли, когда пистолеты Шэнноу изрыгнули пламя. Карим перекатился на другой бок и выстрелил. Его пуля разорвала воротник Шэнноу. Иерусалимец упал в траву, и Карим выстрелил еще два раза. Ответных выстрелов не последовало. Скользнув вбок, Карим укрылся за трупом Доная и закрыл глаза. Его дух воспарил и проник в мозг его лошади. С этой высоты он осмотрел все вокруг, но нигде не обнаружил врага. Он повернул голову лошади и увидел собственное тело позади Доная.
Из высокой травы за телом Карима поднялся Иерусалимец, нацелив пистолет. Дух Карима метнулся из мозга лошади в мозг Шэнноу, и Иерусалимец зашатался от взрыва боли в голове, от ослепительной вспышки внутри глаз. Ее сменила тьма, и Шэнноу увидел, что находится в туннеле глубоко под землей. До него донесся шорох: из провалов в стенах хлынули гигантские крысы с зубами длинными, как кинжалы.
Борясь с паникой, Шэнноу закрыл свои внутренние глаза, отгораживаясь от кошмара. Он чувствовал на лице горячее дыхание крыс, чувствовал, как их зубы впиваются ему в кожу. Медленно он открыл свои настоящие глаза, игнорируя гигантских тварей, и поглядел поверх их спин. Словно сквозь туман он разглядел лошадей, а перед ними два неподвижных тела. Шэнноу поднял руку и прицелился.
Пистолет превратился в змею, она извернулась и впилась ему в запястье. Шэнноу, игнорируя змею, крепче сжал рукоятку пистолета, которую не ощущал. Пистолет подпрыгнул в его руке.
Карим кинулся в свое тело и проник в него в тот миг, когда вторая пуля вошла ему в череп. Он дернулся и больше не шевелился.
Шэнноу упал на колени и огляделся. В траве валялись четыре трупа и еще два были перекинуты через седла. Шэнноу замигал.
— Мне ли не возненавидеть ненавидящих Тебя, Господи, и не возгнушаться восстающими на Тебя? Полной ненавистью ненавижу их; враги они мне.
