Шэнноу снял широкополую шляпу и повесил ее на луку седла. Солнце спускалось за холмы на западе, и он очень устал. Двенадцать ступенек вели к длинной двери строения, перед которым они стояли, и Шэнноу направился к ней. Дверь отворилась, из нее вышла пожилая женщина в белой одежде и низко поклонилась. Короткие седые волосы и синие глаза — такой глубокой синевы, что казались почти фиолетовыми.
— Добро пожаловать, — сказала женщина.
Они, трое, услышали гром копыт, обернулись и увидели, что со склона прямо на них несутся исчадия. Руки Шэнноу опустились на пистолеты, но женщина сказала властно:
— Не беритесь за оружие. Подождите.
Шэнноу замер. Всадники промчались мимо строений, не глядя ни направо, ни налево. Иерусалимец смотрел им вслед, пока они не скрылись в северном направлении.
Он резко повернулся к женщине, но прежде, чем успел открыть рот, она сказала:
— Разделите с нами вечернюю трапезу, мистер Шэнноу, — и, повернувшись, исчезла за дверью.
— Вот что, Шэнноу, — сказал Бетик, подходя к нему, — мне это место очень не нравится.
— Тут такая красота, — сказал Села. — Неужто ты ее не чувствуешь? Такая гармония! Тут нет страха.
— Есть! — буркнул Бетик. — Вот тут, — добавил он, ударив себя по груди. — Почему они проехали мимо?
— Они нас не видели, — сказал Шэнноу.
— Чушь! Не могли не увидеть!
— Как мы не могли не увидеть эти дома?
— От этого, Шэнноу, все выглядит только хуже, а не лучше.
Шэнноу поднялся по ступенькам и вошел в дверь. Бетик пошел следом за ним. Шэнноу оказался в небольшой комнате, озаренной мягким светом белых свечей. Круглый столик был накрыт на двоих, и за одним прибором сидела седая женщина. Шэнноу обернулся, но Бетика не увидел, как и Селу.
— Садитесь, мистер Шэнноу, и подкрепитесь.
— Где Мои друзья?
— С удовольствием ужинают. Не тревожьтесь, здесь никакая опасность вам не угрожает.
Шэнноу мешали пистолеты, и, сняв пояс, он положил их на пол рядом со стулом, взглянул на свои ладони и увидел, что в них въелась грязь.
— Можете умыться в соседней комнате, — сказала женщина.
Шэнноу благодарно улыбнулся и открыл овальную дверь по ту сторону стола, которую до этого он как‑то не заметил. За ней оказалась металлическая ванна, полная теплой чуть надушенной воды. Он разделся и забрался в нее. Наконец, ощущая себя чистым, он выбрался из ванны и на месте своей одежды увидел белую шерстяную рубашку и серые брюки. Такая замена его нисколько не встревожила, и он надел их. Они облегали его, словно сшитые по мерке.
Женщина по‑прежнему сидела за столом, и он опустился на стул напротив. Еда была незатейливой: тушеные овощи, свежие фрукты, родниковая вода, которая казалась вкуснее вина.
Они ели молча, а потом женщина встала и сделала Шэнноу знак пойти за ней в соседнюю комнату. Шэнноу оказался в кабинете без окон, где два глубоких кожаных кресла были придвинуты к столику со стеклянной крышкой, на котором стояли две чашки душистого чая.
Шэнноу подождал, пока женщина не села, а тогда сел сам и обвел взглядом стены. Они, казалось, были каменными и тем не менее мягкими на вид, будто обитые плотной тканью. На стенах висели картины, главным образом изображавшие животных — оленей и лошадей, пасущихся у подножий гор в снежных шапках.
— Вы далеко заехали, мистер Шэнноу. И вы устали.
— Да, очень, госпожа.
— Вы едете в сторону Иерусалима или в противоположную?
— Не знаю.
— Для Каритаса вы сделали все, что смогли. Не горюйте.
— Вы его знали?
— О, да! Несгибаемый упрямец, но вместе с тем добрейшая душа.
— Я обязан ему жизнью. И не сумел вернуть свой долг.
— Он не смотрел бы на вас, как на должника. Для него, как и для нас, жизнь — не баланс долгов и уплат. Что вы чувствуете к Донне Тейбард?
— Я сержусь… сердился. Здесь трудно ощущать гнев.
— Не трудно, мистер Шэнноу, а невозможно.
— Что это за место?
— Святое убежище. Здесь нет зла.
— Но как можно было добиться подобного?
— Ничего не делая, мистер Шэнноу.
— Но здесь есть сила… грозная сила…
— Да, и в этом загадка для тех, кто имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать.
— Кто вы? Что вы такое?
— Я Руфь.
— Ангел?
Тут Она улыбнулась.
— Нет, мистер Шэнноу, я женщина.
— Простите, но я не понимаю, хотя чувствую, что это очень важно.
— И вы правы, но пока отдохните. Мы поговорим завтра.
Она встала и ушла. Он услышал, как затворилась дверь, и поднялся на ноги. У дальней стены была постель, он лег на нее и уснул без сновидений.
Бетик вошел в дверь следом за Шэнноу и оказался в круглой комнате, выкрашенной в мягкие алые тона. На стенах висело всевозможное оружие, эффектно расположенное: луки и копья, пистолеты и ружья, мечи и кинжалы — и все искуснейшей выделки.
За овальным столиком сидела седовласая женщина, на блюде лежал большой кусок мяса, обжаренный снаружи, но внутри сырой. Бетик подошел к столику и взял серебряный нож для разделки жаркого.
— Где Шэнноу? — спросил он, отрезая сочные ломти.
— Неподалеку, Бетик.
— Приятная комната, — сказал исчадие Ада, кивая на оружие.
— Тебя умиротворяет их вид?
Он пожал плечами.
— Они напоминают мне о моем родном доме.
— О комнате, выходящей окном на виноградник?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Два года назад ты оказал гостеприимство моему другу.
— Как его звали?
— Езра.
— Мне неизвестен никто с таким именем.
— Он перелез через ограду твоего сада, когда за ним охотились, и спрятался среди твоих лоз. А когда явились охотники, ты сказал, что ни в доме, ни в саду никого нет, и отослал их.
— А, да! Такой коротышка с испуганными глазами.
— Да. Человек великой храбрости, ибо он знал великий страх.
— Что с ним произошло дальше?
— Три месяца спустя его поймали и сожгли.
— Последнее время костры запаляют часто. Он поклонялся старому темному богу, ведь так?
— Да.
— Исчадия Ада выжгут эту секту каленым железом.
