Арчер слабо усмехнулся.
— Как это вы решились взять крепость приступом?
— Не знаю. В ту минуту эта мысль казалась удачной.
— Бетик говорил мне, что вы не способны понять безнадежность положения, и я готов ему поверить. А вы знали, что Риддер — священнослужитель?
— Да.
— Странная у вас религия, Шэнноу.
— Нет, Арчер, просто к ней влечет очень странных людей.
— Включая и вас?
— Включая и меня.
— Почему у вас такой грустный голос? Чудесный день. Я уже не надеялся выбраться оттуда живым — они все пинали и пинали меня. Бетик пытался их остановить, и они сбили его с ног палками. Палками… Я очень устал, Шэнноу. Мне кажется…
— Арчер… Арчер!
Подошла Флора и взяла Арчера за запястье.
— Он умер, — прошептала она.
— Не может быть! — возразил Шэнноу.
— Я сожалею.
— Где Риггс?
— Был в трактире.
Шэнноу оставил ее, стремительно спустился по лестнице и вышел на залитую солнцем улицу, где Бетик распределял еду между волчецами. Увидев выражение его лица, Бетик бросился к нему.
— Что случилось?
— Арчер умер.
— Куда ты идешь?
— Риггс, — сквозь зубы ответил Шэнноу, отталкивая его.
— Погоди! — крикнул Бетик и схватил Шэнноу за плечо. — Он мой!
Шэнноу обернулся:
— По какому праву?
— По праву справедливости, Шэнноу. Я забью его до смерти!
Они вместе вошли в трактир. В зале было десятка два столов, а вдоль задней стены тянулась длинная стойка. В глубине стояли трое. Все они были вооружены. Когда Шэнноу и Бетик медленно двинулись к ним, двое потихоньку поднялись на ноги и отошли от третьего подальше.
Тот отшвырнул стол и вскочил. Ростом Риггс был шести футов с лишним. Бугрящиеся мышцы, плоское зверское лицо, маленькие холодные глазки.
— Ну? — сказал он. — Чего вам?
Бетик отдал пистолет Шэнноу и пошел дальше без оружия.
— Ты чокнутый, не иначе, — буркнул Риггс.
Бетик нанес ему сокрушительный удар правой, он пошатнулся, сплюнул кровью, и началась драка. Риггс был тяжелее, однако Бетик превосходил его стремительностью и ударов наносил больше. Обоим доставалось так, что Шэнноу стало не по себе.
Сжав Бетика медвежьей хваткой, Риггс оторвал его от пола, но Бетик хлопнул его по ушам ладонями и вывернулся. Риггс опрокинул Бетика ударом по ногам и прыгнул, целясь каблуками ему в голову. Исчадие перекатился на другой бок и вскочил, а когда Риггс бросился на него, поднырнул под его левую руку и забарабанил кулаками по его животу. Детина крякнул и попятился. Бетик двинулся за ним, нанося сокрушающие удары по подбородку. Они оба были уже в крови, а рубаха Бетика висела лохмотьями. Риггс попытался снова его схватить, но Бетик сделал ему подножку. Детина упал ничком, Бетик прыгнул ему на спину, ухватил за волосы и под подбородок.
— Попрощайся с жизнью, Риггс, — прошипел он, задрал ему голову и резко повернул ее вправо. Треск ломающегося позвоночника заставил Шэнноу вздрогнуть. Бетик, пошатываясь, поднялся на ноги и оперся о ближайший стол. Шэнноу подошел к нему.
— От тебя жутко воняет, — сказал Шэнноу, — а выглядишь ты еще хуже!
— Ты всегда находишь слова поддержки и утешения в трудную минуту!
Шэнноу улыбнулся:
— Я радуюсь, что ты жив, мой друг.
— Знаешь, Шэнноу, когда ты свалился с обрыва, а мы с Арчером скакали от львов, он заговорил о тебе. Сказал, что ты человек, способный двигать горы.
— Если так, то он ошибался.
— Не думаю. Он сказал, что ты просто подойдешь к горе и начнешь перетаскивать камень за камнем, не глядя, как велика гора.
— Может быть.
— Я рад, что он дожил до того, что увидел, как ты в одиночку взял замок. Он бы извлек из этого столько удовольствия! Он тебе рассказывал про сэра Галахеда?
— Да.
— И как тот искал Грааль?
— Да. Ну и что?
— Ты все еще собираешься убить Аваддона?
— Да, таково мое намерение.
— Тогда я еду с тобой.
— Почему? — спросил Шэнноу с удивлением.
— Чтобы перетаскать все эти камни, тебе может понадобиться лишняя рука!
Руфь парила над сказочными дворцами Атлантиды, с изумлением глядя на обрушившиеся шпили и разбитые террасы. Со своей высоты у самых облаков она даже различала под дерном волнистой равнины очертания былых широких дорог. Центральную часть города окружал унылый пустырь — некогда там находились бедные кварталы, и дома строились из менее прочных материалов, давным‑давно превращенных в ничто грозной мощью Атлантического океана. Но теперь мрамор дворцов вновь серебрился в лучах луны.
Она старалась представить себе, каким был город в дни своего величия, обрамленный виноградниками. Его широкие улицы со шпалерами статуй, сады и многоярусные цирки. Северную часть города уничтожило вулканическое смещение земной коры, и теперь за развалинами дыбился зубчатый горный хребет.
Она велела себе спуститься и плавно спланировала на открытую террасу перед полным теней остовом здания, которое некогда было дворцом Пендаррика. Развалины заросли травой и бурьяном, а прямо в высокой стене торчало дерево — его корни, точно пальцы скелета, цеплялись за трещины в мраморе.
Она остановилась перед десятифутовой статуей царя, узнав его, несмотря на искусно завитую бороду и высокий оперенный шлем. Сильный человек! Слишком сильный, чтобы понять свою слабость, пока было еще не поздно.
На шлем было опустился воробей, но тут же упорхнул между мраморными колоннами цивилизации, которая некогда простиралась от берегов Перу до золотых копий Корнуолла. Сказочная страна!
Однако и сказки забываются. Руфь знала, что в грядущие столетия ее собственный век техники и космических полетов обрастет мифами и легендами, в которые почти никто не будет верить.
Нью‑Йорк, Лондон, Париж… выдуманные, как была выдумана Атлантида…
Затем, в один прекрасный день, мир снова опрокинется, и уцелевшие будут натыкаться на статую Свободы, торчащую в шипастом венце из жидкой грязи, или на Биг‑Бен, или на пирамиды. И будут спрашивать себя — вот как она сейчас, — что теперь принесет будущее?
Она обратила взгляд на горы, на золотистый корабль, застрявший в черных базальтовых скалах в пятистах футах над развалинами.
Ковчег. Покрытый ржавчиной, колоссальный и странно красивый, он лежал с переломленным хребтом на широком уступе. Во всем протяжении его тысячефутовой длины трудились Хранители, но Руфь не собиралась приблизиться к ним. Она не желала соприкасаться ни со старым миром, ни со знаниями, столь ревностно хранимыми.
