— То есть, пока я молился на тебя, думая, что мы проживем одну на двоих жизнь и умрем в один день, ты все время «подстраховывалась»? — Мой голос ломается до неприятного низкого хрипа. Я почти чувствую, как из десен лезут звериные клыки.
— Молился? На меня?! Юлька уже не сдерживается и так грубо ставит бокал, что тонкая ножка лопается под натиском ее негодования. Вино кровавым пятном расплескивается по скатерти. — Ты трахал все, что движется!
Бесполезно говорить, что я никогда не изменял ей даже в своих мыслях. Никогда не желал другой женщины в своей постели, пока она сама не оттолкнула меня. И даже полудохлый я пытался что-то спасти. Из последних сил рвал жопу, поднимая со дна якорную цепь нашей жизни, чтобы дать кораблю сползти с рифов.
Юля знает об одной измене и уверена, что этого достаточно, чтобы приписать к ней столько нулей, сколько будет необходимо, чтобы удовлетворить жажду мести.
Я, сам того не желая, стал Пигмалионом, который породил эту мрачную смертоносную Галатею.
— Ты не получишь ресторан, Юля.
Я поднимаюсь и, хоть она сопротивляется, за локоть тяну ее к двери на задний двор. Здесь у нас по крайней мере не будет свидетелей, потому что, уверен, мне не показались те звуки затворов камер мобильных телефонов. Возможно, уже завтра Юлины адвокаты начнут рыть для меня новую волчью яму под названием: «Физическое насилие и угрозы».
— Не прикасайся ко мне! — Юля выдергивает руку так яростно, что, если бы несчастная конечность осталась в моей руке, жена без сожаления отступила бы назад, лишь бы избавиться от нашей вынужденной близости.
А ведь когда-то мы не могли жить друг без друга и просто так, без повода, искали любую возможность физического контакта.
— Ты не получишь ресторан, — почти по слогам повторяю я. — И больше ничего вообще, кроме того, что я уже согласился отдать. Я сделал для тебя все, что мог. Я сделал для нас все, что мог. Продолжай упиваться ненавистью, может быть хоть так найдешь силы проснуться и начать жить заново. Но я уже не настолько сильно тебя люблю, чтобы позволить сделать из меня удобрение для ростка твоей жизни.
Я отворачиваюсь, чтобы уйти — и Юлька налетает на меня. Бьет по лицу, оставляя полосы от ногтей. Орет, словно ненормальная. Снова и снова, буквально полосуя мое лицо, пока с меня не спадает первый ступор, и я перехватываю ее руки. Юлька тяжело дышит, слезы катятся из ее глаз, оставляя на щеках черные полосы.
— Я тебя ненавижу, — шипит она, исторгая из себя боль. — Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу!
А потом останавливается, глядя на меня испуганным взглядом. Щупает мое окровавленное лицо, сжимает кулаки — и становится на цыпочки, чтобы прижаться ко мне губами.
— Прости, Игорь, прости меня…
Я знаю, почему не пытаюсь оттолкнуть ее. Где-то в глубине души еще трепыхается надежда, что для нас не все кончено, что я могу отыскать в себе любовь к женщине, с которой был счастлив столько лет.
Но у меня нет сил даже поднять руки, чтобы обнять женщину, которую я любил. Я просто позволяю ей сделать это — запихнуть язык мне в рот. Пусть тоже поймет, что для нас уже все кончено. Пусть остановится. Пусть перестанет мучить нас обоих.
И Юля действительно останавливается. Но в ее взгляде нет ни капли смирения, только отвращение, с которым она нарочито яростно вытирает рот тыльной стороной ладони.
— Ты просто ничтожество, Игорь. И я уничтожу тебя так же, как ты уничтожил меня. Отберу у тебя все, что ты любишь.
Она уходит, а мне остается только окончательно попрощаться со своим прошлым.
Которого больше нет.
Глава тридцать пятая: Одиночка
Игорь приезжает ко мне после одиннадцати, и это первый раз за все время наших отношений, когда я соглашаюсь пригласить на свою территорию другого мужчину. И мне не по себе от этого, потому что понимаю — появление Игоря окончательно все изменит. И в моей маленькой квартирке больше не останется запаха мятного зеленого чая. Даже если это произойдет на уровне самовнушения.
Я пыталась разузнать, в чем дело, и почему мы не можем, как обычно, просто погулять, но Игорь отказался отвечать, просто сказал, что какое-то время будет избегать людных мест. И я сама предложила приехать ко мне, потому что хотела, чтобы он был первым человеком, разделившим мою радость.
Только когда я распахиваю дверь после звонка, все становится на свои места. Одного взгляда на Игоря достаточно, чтобы в общих чертах понять, как прошел его день. Слишком уж «живописные» следы оставил он на его лице.
Не говоря ни слова, веду Игоря на кухню, усаживаю на диванчик и достаю из холодильника форму со льдом. Выбиваю все в пластиковый пакет и протягиваю ему. Он говорит, что уже нет необходимости, но все равно прикладывает холод к расцарапанной щеке.
— Юля все никак не успокоится? — спрашиваю я, чувствуя острый, как никогда, приступ кровожадности. Если бы она была рядом, даже чувство благоразумия не остановило бы меня, чтобы точно так же разукрасить ее рожу. — Игорь, ты должен это прекратить. Видишь же, что становится только хуже.
Он кивает и опускает голову.
— Она хочет ресторан.
— Подавится, — грубо огрызаюсь я.
Игорь вскидывает голову, и меня накрывает чувство отвращения к себе самой. Как я себя веду? Как та самая стерва, которая нашептывает мужчине, как нужно отомстить бывшей?
— Послушай. — Я присаживаюсь перед ним на корточки, сжимаю пальцами его кулаки, и мы какое-то время сидим в полной тишине. И мне идеально хорошо, как не было уже долгое время, потому что мы понимаем друг друга без слов. И это знакомое чувство родственной души теплым живительным дождем поливает выжженную пустошь моей собственной души. — Просто не позволяй прошлому влиять на твое настоящее. Ты самый преданный, верный и заботливый мужчина из всех, кого я знаю. Ни один муж не сделал бы столько для своей семьи, сколько сделал ты. Пора сложить оружие и жить дальше.
На мгновение мне кажется, что я готова сделать еще один шаг вперед и поцеловать его. Прошло… достаточно времени, чтобы почувствовать вкус поцелуя другого мужчины, чтобы узнать, каково это — быть с другим, ощущать другие руки и другой вкус у себя во рту.
Но я должна сказать о ребенке прежде, чем дам три гудка идущего вперед поезда.
— Игорь, кое-что случилось, — шепотом говорю я, пока он тянется к моим губам. — Это правда важно.
— И не подождет? — Он грустно улыбается, откладывает лед — и я вздрагиваю, когда холодные пальцы скользят по моей щеке до самого основания шеи. — Тебе тоже пора начать новую жизнь, Женя.
— Да, да. — Я улыбаюсь, словно умалишенная. — Теперь — обязательно! Теперь все изменится.
— Что-то случилось? — Игорь немного отклоняется, пытаясь отыскать видимые поводы для моей сумасшедшей радости. — Твой начальник так обалдел от презентации, что еще повысил тебе зарплату?
