— От любимой женщины мужчина не станет уходить на поиски «тонуса», — не раздумывая, отвечаю я.
Мила понимающе качает головой, но это все настолько снисходительно, что хочется отодвинуться, как будто меня только что потрепали по щеке как несмышленого ребенка.
— Вышу категоричность, Алиса, оправдывает ваша молодость. К сожалению, время быстро лечит этот недостаток.
Я поглядываю в сторону примерочной и, когда вижу высунувшуюся из-за ширмы Танян, делю выразительный знак глазами, что хватит уже отсиживаться и самое время прийти мне на помощь. Подруга все понимает, быстро идет к нам, вешает платье обратно жалуется, что ей совсем не подошло.
— Алиса, ты не забыла, что нам уже пора? — Делает такие глаза, что я действительно верю, что мы куда-то очень сильно опаздываем.
— Да, точно, — подхватываю я.
— Была рада встрече, — на прощанье улыбается Мила, когда мы с Танян, пожелав ей хорошего дня, чуть не убегаем не только из бутика, но и из торгового центра.
Судя по выразительному взгляду подруги, на этот раз она точно не отстанет от меня, пока я не расскажу, что это было. И придется рассказать, потому что она, моя верная боевая подруга, сегодня спасла меня от токсичного разговора, и будет не честным морить ее любопытство молчанием. Потому, у нас будет очень непростой для меня разговор. Не вдаваясь в подробности, разумеется.
Когда через пару часов мы доедаем вторую порцию десерта в нашем любимом кафе на набережной, Танян, подперев щеку кулаком, выдает философское:
— Ну, ты и влипла, подруга. — Облизывает ложку и с укором добавляет: — А главное — ни слова лучшей подруге! Ну, ни словечка же! Вот что бы ты без меня делала, а? Да тебя бы там эта крокодилица сожрала бы и все.
С трудом, но все-таки сдерживаю желание ответить ей, что никто меня жрать не собирался и все было очень культурно и даже без фола, но потом вспоминаю лицо Милы и ее голос, и морщинки в уголках глаз, все-таки выдающие ее возраст — и сдерживаюсь. Танян и правда меня спасла, иначе черт знает, до чего бы мы с Милой успели договориться.
— Ну и что ты теперь будешь делать? — спрашивает подруга и тянется к меню. Замечает мой неодобрительный прищур и быстро оправдывается: — Да я только чай без сахара, мороженое запить!
Конечно, когда приходит официант, она заказывает чай, но к нему еще порцию чизкейка.
А я тем временем достаю телефон и быстро, чтобы не заморачиваться с формулировками — а я это ой как люблю! — пишу сообщение Бармаглоту: «Мило пообщалась с вашей женой, Марк Игоревич. Очень она у вас умная и преданная, а вы не цените. Потому что гад и мудак. Поэтому сообщаю вам, что блокирую ваш номер в телефоне и во всех мессенджерах (на всякий случай). Вернитесь в семью, Марк Игоревич, вас там любят».
Отправляю сообщение и, не дожидаясь уведомления о доставке, выполняю обещание — прохожусь напалмом по всем приложениям, в которых он успел отметиться, ставлю блокировку и с чувством удовлетворения от того, что поступила абсолютно правильно, откладываю телефон.
Пусть я буду категоричной идеалисткой, но брак, в котором мужчина «уходит» на поиски азарта, обречен. Но как бы там ни было, я в его развале участвовать не буду.
Глава восьмая: Бармаглот
Сообщение Алисы застает меня на работе как раз после тяжелого и выматывающего трехчасового собрания на повышенных тонах, потому что моих архаровцев есть, за что погладить против шерсти.
Я очень требователен.
Я херов тиран и деспот, и у меня в договоре о найме есть куча не толерантных пунктов, потому что все мои сотрудники должны, как и я, выкладываться на двести процентов и рвать задницы в офисе и в командировках, а не уходить в декрет, валяться с сопливыми носами или появляться на работе пять дней в месяц, все остальное время сидя дома с ребенком.
Поэтому выписываю всем по первое, второе и третье число.
Через пару недель те, кто хочет работать и показывает результат, получат «пряник» в виде хорошей премии, а с некоторыми я уже сейчас готов распрощаться. И как только остаюсь один в зале совещания, вызываю к себе директора по персоналу и четко озвучиваю фамилии людей, которых нужно убрать и заменить в ближайшее время.
Пока она записывает и делает пометки с моих слов, достаю телефон и мысленно усмехаюсь, когда вижу сообщение от абонента «Зая». Она — единственная женщина в моей телефонной книге, подписанная ласково. Все остальные просто по фамилии, без имен. Мила подписана по классике — жена.
— Марк Игоревич, я хотела уточнить, что делать с Лазаревой? В прошлом месяце прошла обучение за счет компании, подписан договор, по которому должна отработать не менее шести месяцев или, в случае увольнения…
— Я помню договор, Татьяна Сергеевна. Ищите замену. После утверждения и одобрения Лазареву уволить без привязки к срокам отработки. Пусть компенсирует из своего кармана.
Открываю сообщение от Зайца.
Наверняка сейчас попросит прислать за ней водителя. Любит она ходить по дешевым стокам и покупать всякие копеечные тряпки. Вроде похвально, что такая самостоятельная и принципиальная, но как вспомню ее зимой в тех идиотских сапогах и дешевой куртке, пританцовывающую на морозе — хочется громко ругаться матом.
Бросаю взгляд на отметку времени в верхнем углу экрана телефона.
В принципе, на сегодня уже все, так что поеду-ка я за Зайцем сам. Припомню засранке, каким пиздец злым я бываю, когда женщина пренебрегает моим вниманием и моими подарками. А тем более с такими фокусами.
Виделись в воскресенье только, а из головы вообще не выходит ни днем, ни ночью.
Раньше меня так сильно на бабах не клинило, даже на ней. Пора-пора укладывать Зайца горизонтально и выколачивать дурь.
Читаю сообщение.
— Марк Игоревич, и еще по поводу Ольховского хотела уточнить…
— Татьяна Сергеевна, — злым взглядом в ее сторону, — я все сказал. Работайте. Свободны.
Она моментально сгребает со стола блокнот и выходит.
Перечитываю сообщение еще раз.
Набираю номер Зайца, но в ответ один длинный гудок вызова, который обрывается серией коротких. Как от сброса. И так несколько раз.
Сжимаю телефон в кулаке, еле-еле подавляя желание разбить его обо что-то со всей жестокостью. Только ведь все равно не поможет.
Могу только примерно догадываться, что ей высказала Мила. За руку она нас не ловила — потому что, блядь, ни хера не было! — так что наверняка выдала какую-то типа_жизненную хероту о том, как она мне важна и дорога, и какое я бесконечно в нее влюбленное, но немного ветреное создание мужицкого пола. Мила уже выдавала что-то подобное одной моей старой знакомой, с которой мы закончили трахаться задолго до того, как я женился на Миле. Но по работе пришлось иногда сталкиваться и, как любые взрослые люди, расставшиеся «по взаимному» и без скандала, общаться как старые друзья. Миле это не понравилось, и она решила «пролить свет и правду жизни» в слепые глаза моей, якобы, любовницы. Естественно, Ольга мне все потом пересказала почти слово в слово, еще и поржала, какой я, оказывается, стал однолюб.
