Она выглядит просто ужасно.
Лицо опухло, глаза красные, как будто она плакала, не переставая, весь этот год.
Она снова заметно прибавила в весе.
Икры располнели, щиколотки тяжелые, как будто этот год Танян прожила за целую жизнь наперед.
Волосы грязно-розового цвета, губы раза в два больше, чем я помню. Явно не обошлось без «наполнителя».
Но на ней какой-то дешевый халат и ни намека на украшения.
Почему-то первым делом бросаю взгляд на безымянный палец правой руки — кольца нет.
Танян замечает это и нервно сует руку в карман, свободной плотнее запахивает полы халата на груди.
Она тоже меня изучает.
И ее большие губы поджимаются, а по щекам снова бегут слезы.
— Это тебе, — показываю стоящий на подоконнике бумажный пакет. — Там яблоки, бананы, яблочный сок. Вроде все, что можно роженицам.
Она неуклюже спускается с последней ступени и становится так, чтобы держаться от меня на расстоянии.
— Не нужно было, — говорит тем же надрывным голосом.
— Отдашь кому-нибудь, — пожимаю плечами. Честно говоря, мне вообще все равно, что она в итоге со всем этим сделает. Я просто поступила так, как считала правильным и нужным, и никакие проявления благодарности в ответ мне не нужны. — Когда?
— Вчера ночью, — после паузы говорит Танян. — Девочка, два девятьсот.
— Поздравляю. — Это, пожалуй, даже искренне. — Как назвала?
Она так на меня смотрит, будто я спросила, с чем она собирается ее готовить.
Снова подвисает тяжелая пауза.
— Андрей… — Танян сглатывает. — Он правда не у тебя?
— Я же здесь — как он может быть у меня? — Понимаю, что, наверное, нужно как-то сразу в лоб все высказать, обозначить свое отношение ко всему этому малобюджетному мексиканскому сериалу, но просто не хочется. Ради кого и чего? — Что случилось, Танян? Я могу чем-то помочь?
Моя бывшая лучшая подруга вздрагивает словно от крепкой пощечины.
Открывает рот, и я даже мысленно готовлюсь встретить волну ненависти, но вместо этого она тянется к другому карману халата, достает оттуда сигареты, зажигалку — и закуривает.
Она точно не курила и даже успешно отучила от этой дурной привычки Виноградова.
А сейчас затягивается как курильщик с двадцатилетним стажем.
— Он сказал, что не хочет ребенка, — говорит Танян, глядя куда-то вниз на лестницу, как будто там стоит призрак человека, который превратил живую веселую девчонку в обрюзгшую несчастную женщину, за год постаревшую лет на сто. — Когда я забеременела — сказал, чтобы я не смела оставлять ребенка. Что он не готов к детям и тем более не хочет ребенка от меня.
Почему я не удивлена?
— Я хотела сделать аборт, — продолжает свою исповедь эта уже почти незнакомая мне женщина. — Два раза приходила, записывалась — и уходила. Потому что, если бы я избавилась от ребенка, тогда бы Андрей просто исчез из моей жизни.
Она выпускает серую струйку дыма и роняет взгляд в мою сторону, как будто ждет, когда же я начну истерить и обвинять ее во всех смертных грехах.
Но, мне кажется, это вообще бессмысленно.
— Даже ничего не скажешь? — в ее голосе горечь борется с иронией. — Будешь святой хорошей Алисой?
— Ты же знаешь, что ни святой, ни хорошей я никогда не была.
— Я с ним трахалась, Алиса.
— Ну логично, что ты не забеременела по сотой связи, — не могу удержаться от колкости.
— Он мне всегда нравился, — Танян идет ко мне, как будто хочет раздавить аурой своей злости на весь мир, а меня — в особенности. — Когда ты привела его в клуб, помнишь? Я уже тогда поняла, что мне нравится этот мужик и что я его хочу. Что он должен быть моим, потому что он был таким…
Она делает жест рукой, как будто рисует что-то на невидимом холсте.
— Мудаком? — подсказываю подходящее слово.
— Какого никогда бы не смогла себе позволить такая убогая серая мышь как я, — кривит губы. — Потому что всегда, всю свою жизнь, жила в тени красивой обаятельной Алисы и подбирала объедки с ее стола. Я знала, что если мне и обломится нормальный мужик, то это будет кто-то из твоих бывших или кого не захочешь ты. А то что Андрей тебе не нужен, у тебя на лбу было написано. Вот такими, — отмеривает высоту в свой рост, — красными буквами. Ты бы все равно его бросила — и тогда я могла бы забрать его себе. Мне нужно было время, чтобы появился повод с ним встретиться.
Теперь понятно, почему она так старалась не дать мне от него уйти.
Не из большой заботы о подруге.
А потому что ловила свою счастливую звезду.
— Он говорил тебе, что у нас просто дружеская договоренность? — с каким-то легким превосходством спрашивает Танян. — Когда приглашал в кафе? Что у нас просто план по возвращению тебя ему?
Киваю, уже догадываясь, что услышу в ответ.
— Мы с ним трахались, Алиса. Просто так, без обязательств. Это я придумала. Был хороший повод.
— Мне все равно. — Правда все равно.
Я не знаю ни эту женщину, ни того человека, о котором она говорит.
— Он изменял тебе все время. — Она продолжает свой акт унижения. — Спал с Диной, спал еще с какой-то своей бывшей. Спал даже со своей сводной сестрой!
— Господи. — Хочется выблевать всю эту мерзость.
— Наверное, забыл упомянуть, что они не кровные, да? Я тоже не сразу узнала, верила, что ездит помогать трудной сестренке устраивать свою жизнь. А он ее трахал. Просто потому что у них тоже «свободный секс без обязательств» уже много лет. И когда он встречался с тобой — все было так же. Утром он мог спать с тобой, а вечером — с ней. А потом опять с тобой. И иногда — вообще с кем захочет.
Мне гадко от всего этого.
Но еще гаже от того, что Танян говорит все это в надежде причинить мне боль.
Унизить.
Поставить на один уровень с собой.
Только это — не так. И никогда так же не было.
