Мы садимся.
Я мысленно считаю до пяти и потом тянусь, чтобы пристегнуть Бармаглот ремнем безопасности. Проверяю, надежно ли.
Вот это, конечно, уже больше игра, но мне хочется показать ему, что все те вещи, которые он когда-то делал для меня — я помню. Что для меня они были важны тогда и сейчас одинаково сильно.
И, самое главное.
Я хочу, чтобы он знал, что теперь ему есть на кого положиться.
Во всем и всегда.
Он запрокидывает голову на спинку, с блаженной физиономией отхлебывает чай из термокружки, но остается верен себе, своим хриплым мачо-голосом интересуясь:
— А спину мне в душе потрешь? Голыми сиськами.
Скучно там точно не будет.
Уже дома, пока он плещется в душе, разбираю его сумку: все постирано, и не скажешь, что мужчина был в командировке целую неделю. Он всегда был сам себе автономной единицей.
И мне даже немного обидно, что я не могу позаботиться о нем как-то еще, кроме того, что уже сделала.
Из душа Бармаглотина выходит в полотенце, изо всех сил стараясь делать вид, что не зевает.
Пинками в спину заталкиваю его в спальню, говоря, что экскурсию по дому я устрою ему в следующий раз, а сейчас ему нужно в постель, тюлениться и наслаждаться заботой одной мелкой засранки.
Даже почти не сопротивляется.
Но когда через десять минут почти торжественно вношу в комнату кроватный столик с тарелками, на которых красиво разложен ужин, мой большой злой татуированный мужик… спит, слегка посапывая во сне.
Как простой смертный мужчина.
Достаю еще одно тонкое одеяло, набрасываю на него, укрывая плечи.
Спящий, елки зеленые, красавец.
Мой.
[1] Чилаут (также чиллаут, от англ. to chill out — «успокаиваться», «расслабляться») — в англоязычном мире метафорическое обозначение лёгкой (также простой для восприятия) академической музыки, призванной способствовать снятию психического напряжения, релаксации; в России в таком же смысле иногда употребляется словосочетание «музыка отдыха». В узком смысле чилаут — направление неакадемической, главным образом электронной, музыки
[2] Mortal Kombat (от англ. Mortal Combat — Смертельная Битва) — серия видеоигр в жанре файтинг
Глава сто восемнадцатая: Сумасшедшая
На следующий день меня будит звонок телефона.
Бросаю взгляд на часы — начало десятого, и я так сладко уснула в охапке своего Бармаглота, что даже не услышала будильников, один из которых срабатывает в семь тридцать, а другой — в восемь.
Профилонила свой сеанс утренней пробежки, но буду считать, что причина была уважительной: меня придавило огромной звериной тушей, которая даже сквозь сон недовольно рыкала, стоило попытаться высвободить хоть мизинец.
Но на этот раз номер незнакомый, и что-то подсказывает, что звонит та медсестра из больницы. Не знаю почему. Возможно, просто из-за того, что в последнее время утром субботы мне никто и никогда не звонил.
Кое-как шепотом уговаривая свою альфа-зверюгу не ворчать, выбираюсь из кровати, накидываю халат и, выскользнув из спальни, плотно прикрываю дверь.
— Алиса Владимировна? — слышу встревоженный женский голос. — Это медсестра, вы оставили свой номер…
— Доброе утро, — здороваюсь, босыми ступнями шлепая на кухню за порцией кофе. — Когда я могу приехать к врачу? Вы говорили, что я хотела с ним встретиться?
— Да, но тут… — Она вздыхает. — Я подумала, нужно позвонить вам.
— Что случилось?
— Приехал отец ребенка и… Как бы они бед не наделали.
Значит, Андрей «Март» Мартынов все-таки появился на горизонте.
И вряд ли эта встреча наполнена раскаянием, осознанием и всепрощением. Стала бы тогда медсестра мне названивать в такую рань?
— Спасибо, что позвонили. Уже еду.
Похоже, пришло время открыть — и окончательно закрыть еще одну, последнюю дверь в мое прошлое.
Я быстро принимаю душ, одеваюсь, наспех собирая волосы в простой пучок.
Наряжаться мне не к кому, производить дешевое впечатление в духе «увидь, что ты потерял» — тоже смешно.
Может, это и странно, но единственный человек, ради которого я вообще туда еду — это маленькая девочка. Ну и немного наивное желание, возможно, вложить хоть чуть-чуть ума в головы ее родителей.
Заглядываю в спальню — мой большой зверюга все так же спит без задних лап.
Я знаю, что он много работал: рано вставал, поздно ложился, пытался выжать весь возможный максимум из поездки. И еще находил время погулять «со мной» по Берлину, снимая мне видео и присылая пачки фотографий.
Ужасно хочется на прощанье потереться носом об его щетинистую щеку, но тогда он может снова затащить меня в постель, а мне не хочется тратить время и объяснять, в какое болото собираюсь сунуть нос и ради чего.
К счастью, в субботу на дорогах почти красота, я доезжаю даже быстрее, чем планировала.
Забегаю в больницу, уже не глядя сую знакомой медсестре «знак внимания» — специально дожидалась тут меня, сразу видно — и она проводит меня в палату. По пути говорит, что вообще-то там должны лежать двое, но пока так получилось, что лежит только одна.
Открываю дверь.
И как-то сразу столбенею на пороге, потому что эти двое застыли в той позе, которая наверняка входит в ТОП-пять постановочных сцен убийства.
Медсестра прикладывает ладони ко рту.
Андрей держит Танян за грудки одной рукой, вторую занеся как будто… для пощечины или чего-то пожестче?
Она тоже пытается его ударить.
Но все это действо замирает, стоит двери, распахнувшись до упора, стукнуться о стену.
— Да что ж вы!.. — возмущается медсестра, потому что первая приходит в себя после увиденного. Кто знает, может быть, подобные «теплые встречи» молодых родителей для нее далеко не в диковинку. — Совсем что ли!..
Ребенок в простом больничном лотке а-ля кроватк, начинает кряхтеть и пищать, и заводится еще больше, когда медсестра берет его на руки. Такой крохотный сверток, что где-то за ребрами щемит сердце.
— Отнесите, пожалуйста, ребенка, — прошу я, стараясь не смотреть на личико младенца, когда медсестра проходит мимо. — Я подойду позже, хорошо?
Она кивает и быстро уходит, напоследок не удержавшись от пары крепких выражений в адрес «родителей».
И только когда мы остаемся втроем, я делаю шаг внутрь палаты и негромко, но выразительно приказываю:
— Ну-ка на хуй отошли друг от друга.
