Я осторожно, чтобы не обидеть, но настойчиво убираю ее руки.
— Ты могла хотя бы предупредить, что приезжаешь. Я бы забрал тебя из аэропорта.
Она пожимает плечами и поворачивается, чтобы я помог ей снять пальто.
Лихорадочно собираюсь с мыслями, что делать.
Мы с Алисой договорились провести выходные у меня. Точнее — вечер пятницы и до утра понедельника, чтобы я мог отвезти ее на работу. Дина приехала ко мне с двумя своими дорожными сумками и набором фототехники в специальном чемодане. Даже удивительно, как одна женщина смогла все это дотащить. И я задницей чувствую, что все ее старания не просто ради того, чтобы заехать ко мне на утренний кофе.
— Гидрометцентр передал сильные снежные бури, мы решили не искушать судьбу и быстро поменяли билеты. Но, знаешь, — она трагически закатывает глаза, — эконом-класс — это что-то. Особенно в маленьких самолетах. Я думала, мне придется поджимать колени к подбородку, чтобы они не упирались в спинку соседнего сиденья.
Типа понимающе киваю.
Это какая-то ёбаная ловушка.
Я не могу попросить ее уйти, когда впереди целые выходные, которые мы, до ее командировки, всегда проводили вдвоем. Тем более что у Дины все необходимое уже с собой, по крайней мере, техника, с которой она может спокойно работать из любой точки мира: хоть из своей квартиры, хоть из моей, хоть вообще сидя на скамейке в парке.
Тем более что я, не зная о ее возвращении, даже не придумал убедительную причину, почему все выходные буду занят. Писал, что очень устаю и что собираюсь проспать все выходные перед началом новой трудовой недели и даже выключу телефон, чтобы никто не мешал.
— У меня дома ремонт, ты же помнишь? — Дина виновато поджимает губы.
Бля.
Как я мог забыть?
Она же говорила, что собирается, наконец, привести в порядок свою рабочую комнату и сделать красивые стеллажи для реквизита. И что все это должно было закончится как раз к ее возвращению. То есть, только через неделю.
— Я подумала, что ты не будешь против, если я поживу у тебя. Ты вроде говорил, что я могу…
Да, я говорил. До ее отлета, причем вполне искренне. Она шутила, что если ремонт не закончится, ей придется переехать в гостиницу, а я сказал, что за завтрак в постель и утренний минет она может жить у меня сколько угодно.
— Или у тебя какие-то планы? — Дина перестает улыбаться.
Если я скажу, что у меня какие-то планы — она, конечно, не закатит скандал и не устроит истерику со слезами, какое я трепло. Она просто возьмет сумки и уйдет. И что-то мне подсказывает, что вернуть ее после такого будет очень проблематично.
С другой стороны — последние два дня мы с Алисой только то и делали, что строили планы на эти выходные. И хоть виделись каждый вечер, как-то негласно решили, что все самое «вкусное» оставим именно на эти дни.
Я даже близко не представляю, как она отреагирует, если я скажу о «внезапной» работе.
Особенно с оглядкой на то, что она прекрасно знает о существовании Дины. Даже если я несколько раз повторил, что мы не увидимся еще минимум неделю и я «решу вопрос».
— Андрей, ради бога, — Дина нервно пожимает плечами и пытается через мое плечо дотянуться до вешалки, куда я только что повесил ее пальто. — Ты можешь просто сказать, что я не вовремя и у тебя уже есть планы на эти выходные.
Я отодвигаю ее руку и обнимаю.
Целую, чтобы успокоить, подавляя обиженное сопротивление.
Она быстро оттаивает.
— Просто хотел выспаться.
— Я буду работать тихо, как мышь, — шепотом говорит она, трогая пальцем пуговицу на моей рубашке.
— Можно подумать, я смогу уснуть, зная, что ты на соседней половине кровати, — фыркаю, изображая интерес голодного хищника.
Ей это нравится — и от недовольного настроения не остается и следа. Дина мигом убегает на кухню и издает вопль ликования, заглядывая в мой забитый холодильник.
Там сыры, которые любит Алиса, мраморные стейки трех видов, овощи и коробка ее любимых конфет «пьяная вишня».
Жаль, что с самой Алисой вряд ли все пройдет так гладко, как с Диной.
Глава двадцать третья: Сумасшедшая
На мои утренние сообщения Андрей не ответил ни сразу, как обычно, ни через час.
Поэтому, когда в мой обеденный перерыв вижу входящий от него, выплевываю в салфетку не дожеванный блин с творогом и так быстро хватают телефон, что чуть не упускаю его на пол.
— Привет, Динамщица, — у моего Марта уставший голос, а ведь на часах всего полдень.
— Привет, архитектор. Имей в виду, что сегодня после восемнадцати ноль-ноль у тебя официально больше не будет повода называть меня динамщицей. Так что, как говорится, лови момент, пока можешь.
Андрей не очень весело смеется.
Что-то не так.
Я всегда такие вещи чувствую если не пятой точкой, то тем самым органом, который существует в секретном невидимом и недоступном месте женской головы, отвечающей за интуицию.
И дело не в том, что я не весело пошутила — я ведь не резидент камеди-вумен, в конце концов, чтобы над каждой моей шуткой смеялись до желудочных колик.
Дело в чем-то другом.
Так смеется человек, которому шутка, даже если она правда удалась, не может казаться смешной в принципе, потому что она его огорчает по своей сути.
— Все отменяется? — высказываю то, что сразу приходит на ум.
— Прости. — Он раздраженно выдыхает. Даже слышу, как стоит на морозе и уже замерз, поэтому голос немного дрожит. — Реально только утром узнал, что у нас горит важный проект. Снимают народ со всех проектов, такой бардак…
Я прикрываю глаза, мысленно считая до пяти. Все, как рекомендуют психологи: с длинными паузами, вдохами животом и выдохами через нос. Или надо наоборот?
— Я и так знаю, что ты злишься, — говорит Андрей. — Сопеть в трубку совсем не обязательно.
— Можно я сама решу, как и куда мне сопеть? — В моем воображении это должна была быть грустная добрая ирония, а получилась настоящая — ядовитая и злая.
