Хмуро осматривает мой крохотный совмещенный санузел.
— Я сниму тебе нормальную квартиру.
— Нет! — громко возмущаюсь я.
Не для того пытаюсь жить своим умом и своими средствами, чтобы вдруг получать такие «подарки судьбы».
— А я не спрашиваю, Заяц. — Бармаглот бросает полотенце в стиральную машину. — И не предлагаю. Я делаю — ты слушаешься.
Черт.
Глава сорок вторая: Сумасшедшая
Какой-то части меня очень хочется еще раз отключить голову и позволить этому мужчине вести меня, ограждая от всего. С Бармаглотом иначе не получится: у него свои правила — и мне придется играть по ним, потому что ему сорок, он взрослый и абсолютно доминантный альфа — господи, откуда в моей голове эти термины?! — и не малолетней соплячке навязывать ему свои правила.
Но самое фиговое в том, что части меня хочется их принять.
Стать маленькой, милой зверушкой в лапах страшилища, и знать, что пока все вот так, единственный на всем белом свете, кто может меня обидеть — он сам. Остальных просто порвет, если косо взглянут или скажут кривое слово.
Но ведь Мила никуда не денется.
И вся наша красивая киношная любовь в духе «Осень в Нью-Йорке» рано или поздно тоже закончится трагедией.
Потому что я никогда не попрошу его развестись. Не скажу: «Брось жену и давай попробуем быть вместе как свободные люди».
Потому что… сегодня он сам рассказал, что значит Мила.
Не мне становиться камнем преткновения на пути телеги их семейной жизни, даже если эта телега еле-еле катится на одном колесе.
— Я не …
Мой телефон оживает. Откуда-то из прихожей слышу настойчивый знакомый рингтон.
Это Март.
Я даже в новом телефоне на автомате поставила на него ту самую мелодию, под которую как сумасшедшие целовались на яхте в то наше идеальное второе свидание.
Наверное, все написано у меня на лице, потому что Бармаглот отходит в сторону, давая мне выйти.
Бегу вприпрыжку.
Сердце колотится в груди.
Что я ему скажу?!
Как вообще смогу… теперь?
Стараясь не смотреть на его сумасшедше красивую фотографию на экране, прикладываю телефон к уху.
— Привет, — слышу уставшее. Зевок. Грохот посуды, как будто он в темноте наощупь пытается сделать чай. — Хотел спросить, как ты добралась.
Бросаю взгляд на настенные часы — почти час ночи.
Я понимаю, что пятница, он устал, у него какие-то проблемы с сестрой, но все же. В такую пургу, когда снег все валит и валит, и утром, скорее всего, нас всех ждет маленький транспортный Армагеддон, спросить, как я добралась в час ночи?
Меня заедает.
Меня точит противный ядовитый червь злости.
— А тебе не все равно? — говорю раздраженно.
Ботинки Бармаглота — огромные, на его здоровенный сорок седьмой — валяются вперемешку с моими «дутиками», по-свойски положив на них шнурки.
У нас даже обувь трахается.
— Алиса, не надо, — тоже немного раздраженно отвечает Андрей. — Я реально устал, голова не соображает.
— Не надо что?
— Я правда не знал, что неделя будет очень тяжелой и не получится увидеться.
— Неделя?
— Да. — Он тяжело вздыхает. На заднем фоне пищит чайник. — У меня все выходные с сестрой. Нужно уже разрулить все.
У него дома электрический чайник.
— Где ты?
— Что?
— Чайник, Март. У тебя. Там. Свистит. Чайник.
Бармаглот выходит из ванной, прижимается спиной к стене.
Скрещивает руки на груди.
— Алиса, я у сестры! — заводится Андрей. — Извини, что не отчитался!
— Я…
Он не дает закончить.
— Алиса, я очень тепло к тебе отношусь, но мы… еще очень мало встречаемся, а ты ждешь, что я буду вести себя как образцово-показательный муж! Что у тебя в голове?
Молчу.
— Алиса?
— Извини, что посягнула на твое личное пространство, Март. — Голос такой сухой, что неприятно царапает гортань. — Привет сестре. И, конечно, семья важнее всего. Зачем спрашивать у женщины, которую ты трахал две недели, как она добралась домой, в самом деле. Подумаешь, как-то же она жила до меня, не умирала!
— Ты там ебанулась?! — кричит он. — Я тебе не нянька!
— Если тебе на меня насрать до такой степени, что в твоем списке забот я стою на самом последнем месте, то ты мне вообще никто!
— На хуй пошла!
Я сжимаю телефон, глядя как на экране появляется иконка завершенного вызова.
Это… все?
Еще несколько минут смотрю на телефон, то и дело воскрешая в памяти каждую фразу нашего «разговора», хоть на разговор это было похоже меньше всего.
Звонок в час ночи, чтобы спросить, как я там?
«Внезапная» ночевка у сестры?
Еще более внезапная отмена нашей встречи на неделе: сначала у нас внезапно сорвалась среда, потом четверг, а в час ночи с пятницы на субботу оказалось, что и в выходные у Андрея нет на меня времени. После двух недель секса, когда мы жили в одной квартире, вместе ходили за покупками, вместе строили планы на будущее, писали длинные списки фильмов, которые обязательно нужно посмотреть — я вдруг не стою даже пары часов его бесценного внимания?
— Трахал две недели? — хмурится Бармаглот.
— Не ваше дело, Марк Игоревич, — грубо огрызаюсь я. — Я же не спрашиваю, как и кого трахаете вы, пока жена греет кости на пляже под пальцами, а одна строптивая игрушка «не дает».
Я так устала от всего этого дерьма.
Устала не понимать, чего хочу.
И еще больше устала от мужиков, для которых я то ли игрушка без мозгов, то ли просто трофей.
— Трусики снимать? — бросаю очень ядовито, потому что на игры и флирт просто не осталось сил.
