Я переваривала эту мысль всю неделю, которую валялась в кровати в компании современных любовных романов, обезболивающих и своих разбитых влажных розовых мечт.
А потом на пороге появился Бармаглотина.
Весь такой огромный — прямо аккуратно в дверную коробку, как шкаф.
Со своими проклятыми серебряными глазами и черными ресницами.
Ручищами, которые хотелось почувствовать на своей заднице.
Блядской улыбкой, от которой мне сразу стало очень не по себе.
И пазл, который я все это время пыталась сложить, вдруг собрался сам собой.
Потому что — надо быть честной — каким-то странным образом этот мужик умудрился перестать быть для меня просто «симпатичным папиным другом», а стал человеком, которого мне хотелось тупо трахнуть.
И хотелось, чтобы он трахнул меня.
А если уж совсем конкретно, то после того, как этот тяжеловоз завалился в мою крохотную комнатушку голый по пояс и в трусах от «Дизель», моя внутренняя ненасытная девчонка завопила благим матом, что пока я тут ломаюсь и играю в удобную, правильную и милую, он там трахает какую-то овцу.
Прекрасно зная, что она — это и близко не замена мне.
Ну и если уж совсем цинично — какая женщина откажется от мужика, делающего ей массаж ступней, привозящего вкусняшки и «сверкающего» татуированными бицухами?
— Небольшое уточнение, — делаю еще глоток кофе, потому что Бармаглот перестает улыбаться и сосредоточенно сводит брови к переносице. Черт, разыгрывать пофигистку с каждой минутой становится все сложнее. — Кикимора — это та кукольная болванка, с которой вы тусили в ресторане и для которой снимаете квартиру. Я ни в коем случае не покушаюсь на святость и незыблемость вашего драгоценного брака.
— Зай, — Марк осторожно откладывает мою ногу в сторону (я тут же прячу ее под одеяло) и скрещивает руки на груди. — Вырубила на хрен свою язвительную малолетку. Прямо сейчас.
Я непроизвольно икаю.
Нравится, конечно, что он такой большой и злой и может всех вокруг порвать на тузиков, но это совсем не интересно, когда направлено против меня.
Так что улыбаться как-то резко уже и не хочется.
— Все, — показываю скрещенные пальцы на здоровой руке, — больше никаких шуточек.
— Что значит «сексуальные отношения без взаимных обязательств»? — переспрашивает он.
Не могу отделаться от мысли, что мы с ним — как Кристиан и Анастэйша в той эпичной сцене согласования договора.
«Я бы хотела трахнуть вас сегодня, после всей этой хрени с переговорами», — мысленно говорю я, и Бармаглотина, словно читая мои мысли, чуть-чуть, едва заметно, приподнимает в ухмылке уголок губ.
Гад и есть.
— Это значит, что я согласна спать с вами без обязательств. Для своего женского здоровья и удовольствия, не вмешиваясь в вашу семейную жизнь. Само собой, если и вы не будете вмешиваться в мою и оставите свои неандертальские замашки. И, — вскидываю палец, — никаких других кикимор кроме меня. Хватит с вас и жены.
Вместо ответа Бармаглот задумчиво проводит большим пальцем по нижней губе.
Большой.
Охрененно здоровый мужик с плечами, как у Мистера Олимпия.
Сидит в моей постели полуголый, гладит свою чертову губу и нашпиговывает меня стальным взглядом из-под своих длиннющих черных ресниц.
А я молодая.
У меня гормоны и либидо.
И пошло оно все, в конце концов!
Я даже не очень помню, как ставлю чашку на тумбу, как и куда убираю поднос со сладостями из шоколадницы.
Это все просто исчезает, как преграда.
И я, очень несексуально опираясь на больную руку, переползаю по кровати прямо на Бармаглота.
Усаживаюсь на него сверху, выпуская плечи из халата, под которым у меня только домашняя майка и трусики-«шорты».
— Никаких серьезных отношений, — наклоняюсь к губам своего Бармаглота, жадно втягивая его колкий словно горный хрусталь, запах. — Никаких претензий друг к другу.
Он тут же кладет ладони мне на ягодицы, жестко вдавливает промежностью в свой вставший в трусах член. Жмурится, прикусывая нижнюю губу до моего почти оргазмического стона в ответ.
— Ты больная, Зай, — со злой улыбкой мне лицо, — с тобой нельзя быть в отношениях.
— Только секс, — повторяю, словно мантру. — Охуенный классный секс, Марк Игоревич. Хочу его всегда и сколько захочу. Справитесь? Хватит сил на малолетку?
Он хрипло смеется и звонко шлепает меня по заднице.
И хоть в этот момент мне очень приятна эта боль на ягодицах, я все же должна получить свой ответ. До того, как сделаю шаг, после которого будет уже поздно разговаривать о «деталях».
Почему так важно услышать, понял ли он, что будет?
Бармаглотина сам предлагал такой формат отношений, причем уже давно и вполне конкретно, без ужимок и недомолвок в духе: «Додумай сама, а если вдруг что-то не то — я не виноват».
Просто…
Я выкручиваюсь из его рук и падаю на спину.
Мне не нужны чувства.
Не нужны отношения, где будет больно и некрасиво.
Не нужны отношения, о которых нельзя рассказать подругам. О которых не посекретничать с мамой. Отношения, в которых мужика, который меня трахает, нельзя поставить на заставку телефона.
Потому что этот мужик — не мой, и моим никогда не будет.
А когда люди связаны физиологией — все предельно просто и понятно: они приятно проводят время и потом расходятся по своим делам, к другим людям, с которыми у них «красивая жизнь для всех».
И когда все это кончится — мы не перестанем общаться, не удалим друг друга их памяти, как обиженные любовники. Я не буду перебегать на другую сторону улицы, когда увижу Бармаглота с другой «Заей», а он не будет рычать, когда на очередное семейное торжество я приду с новым «архитектором».
Все просто, понятно и подчинено логике.
Здесь мне не будет больно.
И пока что это единственное, чего я хочу от мужика, чей член собираюсь получить между ног.
