Это просто защитная реакция.
Что ничего не изменилось. Что это был просто секс. Нет, хорошо, это был лучший секс в моей жизни. Но мы все же Сумасшедшая Алиса и Злой Бармаглот, и нет повода что-то менять.
— Собираюсь накормить свою женщину, потому что у нее вид — краше в гроб кладут, — не поворачиваясь, отзывается Марк.
Взбивает яйца, разогревает сковороду.
Поджаривает пару ломтиков докторской колбасы, выливает сверху яйца.
Пока что все похоже на то, что у него получится вполне съедобный омлет.
Бармаглот поворачивается.
Надо бы запретить ему скрещивать руки вот так, потому что я от этих бицепсов размером с трехлитровые банки просто умишком тронусь. Даже сейчас приходится закрыть рот ладонью, чтобы сдержаться и не укусить его за кончик вороньего хвоста на татуировке.
— Когда-то давно я пару лет жил в студенческой общаге, — говорит Бармаглот, как будто угадывает мои мысли.
— Пожалуй, я прославлюсь, если прямо сейчас начну писать ваши богатые мемуары, — ехидничаю я.
— Я еще не настолько стар.
— Маразм нечаянно нагрянет… — нараспев, почему-то давясь собственным смехом.
Бармаглотище делает приглашающий жест, и я от души хохочу. Так долго, что приходится постараться, чтобы взять себя в руки и вытереть набежавшие в уголки глаз слезы.
— Это просто нервы и стресс, — не очень старательно извиняюсь.
— Нет, Зай, это — эндорфины, — довольно ухмыляется этот здоровенный гад.
— Уверяю, Марк Игоревич, что даже при всем желании не успела бы сожрать столько шоколада, — кривляюсь в ответ, заодно жадно поглядывая, как он ловко переворачивает омлет, держит еще под крышкой еще минуту и раскладывает на две тарелки.
Тут же отламываю ломтик, наспех стужу и кладу в рот.
Вкусно.
Ну то есть — нормальный человеческий омлет. Не подгоревший, не пересоленный, мягкий и воздушный.
— Зай, просто тебя нормально никто не трахал, — спокойно, как удав, продолжает Бармаглот. — Поэтому у тебя шок. Привыкай — трахаться я люблю. И раз уж у нас отношения без обязательств и просто приятный секс, я…
Он замолкает, замечая, что от такой наглости и откровенного самолюбования я даже перестала жевать — и вилка с ломтиком омлета зависла где-то на полпути к моему рту.
Бармаглот прищуривается.
Я прекрасно знаю вот это выражение лица — он обязательно сейчас скажет какую-то пошлую хрень, от которой я либо покраснею до самых пяток, либо мы разругаемся в хлам.
— Зай, и в задницу я тебя тоже выебу — имей ввиду. Пора тебе учиться заниматься сексом по-взрослому.
Вот же…
Трахарь-террорист!
Глава пятьдесят девятая: Сумасшедшая
Во вторник Бармаглот везет меня на осмотр к врачу.
Мне делают еще один рентген и снимают повязки. Но больничный продлевают еще на неделю. Не то, чтобы я адский трудоголик, но не привыкла валяться в постели и ничего не делать. Тем более, когда весь класс моих маленьких разбойников вручили в руки старой мегере, и родители уже вторую неделю штурмуют мой вайбер сообщениями о том, как детям тяжело, и как меня не хватает.
Марк, как и обещал, избавился от своей кикиморы.
Почему-то, когда он говорит, что сделал вот так и так — я ему верю, и у меня даже мысли не возникает заподозрить неладное, или что он просто водит меня за нос. В конце концов, ничто не мешает ему и дальше с ней встречаться, потому что я понятия не имею, где именно он снимал ей квартиру.
В голове есть аксиома — Бармаглот не врет.
Он всегда и все говорит, как есть, даже если мне неприятно это слышать.
— Может, заедем пообедать? — предлагает Бармаглот, усаживая меня в машину.
Сам застегивает ремень безопасности.
Проверят, надежно ли.
С трудом держусь, чтобы не ляпнуть какую-то глупую ерунду о том, что мужик, который вот так возится с женщиной и не обзывает ее бестолковой — бесценен.
Но ведь это правда так.
И когда-нибудь, когда наше с ним маленькое приключение закончится, он, возможно, найдет женщину, которая оценит эту заботу.
Потому что я не собираюсь вляпываться во все это.
Нет, нет и нет.
У нас договор, даже если его условия мы так толком и не обсудили.
Но, возможно, этот поход в ресторан как раз будет подходящим поводом? По крайней мере рядом не будет постели, чтобы заткнуть мне там рот.
— Нужно заехать домой, чтобы переодеться во что-то приличное, — киваю на свои простые джинсы и свитер с новогодним принтом.
Бармаглот осматривает меня с ног до головы.
— А что не так с твоей одеждой?
— Я же тебя опозорю. — Тоже выразительно его осматриваю: костюм по фигуре, рубашка от какого-то английского бренда, галстук, часы, запонки. Господи, тряпки на нем стоят дороже, чем весь мой гардероб. — Тебе перестанут жать руку, если появишься в обществе с девочкой, одетой дешевле твоих шнурков. — Зеваю. — И в приличные ресторан не пустят.
Бармаглот молчит до первого красного светофора.
Поворачивается ко мне.
— Зай, ну-ка посмотри на меня.
Когда он такой строгий, у меня непроизвольно чешется под коленями, так что приходится поерзать на сиденье, чтобы избавиться от этого неприятного зуда.
— Вы мне не папочка, Марк Игоревич, так что нечего зыркать, — пытаюсь хоть как-то защититься.
— На меня, Алиса.
Приходится подчиниться.
Умеет гад одним словом, как с дрессированной собачкой: ап! — и я сижу, лапки поджала.
Лицо у Бармаглота напряженное.
— Заяц, я больше слышать не хочу про то, что я могу тебя стыдится. Никогда. И мне срать, что и кто будет думать, если ты пойдешь в ресторан в том, в чем тебе удобно. Хочешь в кроссовках — иди в кроссовках. Хочешь в платье — не вопрос. Ты не мартышка, чтобы я тебя выставлял напоказ. А я не пацан, чтобы хвастаться перед дружбанами красивой телкой. Ты — со мной, за моей спиной. Остальное вообще на хуй никого не должно интересовать.
