— Мил, сделай себе кофе, тебя пиздец как несет.
Я не даю притронуться к себе, когда иду на кухню, чтобы забрать свою любимую чашку в виде ухмыляющегося черепа. Подарок Зайца на мой прошлый День рождения.
— Марк, не уходи…
Поворачиваюсь.
Мила стоит на пороге кухни. Смотрит на меня — и ее дрожащие ноги подгибаются в коленях. Она дрожит, тянется ко мне руками и медленно опускается на пол.
Я же не бесчувственная скотина.
И мы прожили вместе кучу лет, среди которых были приятные годы взаимной поддержки и любви. Были моменты, которые, несмотря ни на что, буду вспоминать с теплом.
Но кому будет лучше, если я сейчас поведусь на этот концерт, даже если он в чем-то искренний? Мила не поймет, что это просто остаточные явления тепла о нашей прошлой жизни. Она увидит только надежду, придумает гору моих скрытых чувств и ухватится за очередной шанс переломить ситуацию в свою пользу.
— Мил, глупости только не твори, хорошо? Документы о разводе сам приготовлю, тебя не обижу.
— Марк, пожалуйста… — Она заламывает руки, уже откровенно чуть ли не валяясь у меня в ногах, когда пытаюсь пройти мимо. — Нам же хорошо вместе. Столько лет вместе — ты не можешь делать вид, что это ничего не значит! Не можешь просто так вычеркнуть меня!..
Но именно это я и делаю, когда с силой разжимаю ее пальцы на своих джинсах и, забросив сумку на плечо, выхожу из квартиры, зная, что больше никогда сюда не вернусь.
Глава семьдесят четвертая: Бармаглот
— Ты уверен, что не хочешь одеть бронежилет? — нервно посмеивается Заяц, пока мы рулим в сторону дома ее родителей.
И первый раз за все годы, что я ее знаю, сует в рот указательный палец, чтобы выразительно его погрызть.
Приходится поиграть в «папочку» и мягко убрать ее руку, выразительно показывая взглядом, что, если она не прекратит вести себя как маленькая — я пристегну ее так, что не сможет даже пискнуть.
Пришло время сказать Вовке, что я трахаюсь с его маленькой любимой дочурой.
И я морально готов получить за это пиздюлей и в словесной, и в физической форме.
Абсолютно заслуженно, кстати говоря.
— Я боюсь, — повесив нос, признается Заяц.
Хочет еще что-то добавить, но как-то очень быстро прикусывает нижнюю губу и отворачивается к окну.
Догадаться, что твориться в этой маленькой голове, вообще несложно.
Она очень привязана к семье, хоть в ее возрасте молодежь этим вообще не заморачивается: есть «предки» и есть, главное, чтобы не просили родить внуков и помогали материально. Заяц наоборот — вся в маме и папе, и я не помню такого случая, чтобы когда-то не проводила с ними всю субботу или воскресенье. Если получалось заехать — всегда заставал ее либо алхимичащей на кухне, либо закопавшейся по уши в цветочные горшки.
Так что перспектива потерять родителей — это для нее то еще испытание.
— Зай, все будет хорошо, не ссы, — подбадриваю ее.
Ну а кто еще должен быть большим, сильным и уверенным мужиком, если не я? Это в принципе моя ответственность, так что выгребать тоже мне.
О том, что разговор будет не из веселых, Таня понимает сразу — это читается у нее на лбу, когда открывает дверь и молча отходит в сторону, давая нам пройти.
Но она и знала — понимала — побольше Вовки, так что все объяснимо.
Плюсом уверен, что Мила регулярно вливала ей в уши, какой я хреновый муж.
Возможно, о нашем разводе Таня тоже знает.
— Мам, привет. — Заяц тянется к ней, чтобы поцеловать. Получается слишком порывисто и прохладно, но это тоже ожидаемо.
Я отодвигаю Зайца за спину, откуда раздается ее выразительный вздох смирения.
— Тань, мне бы с поговорить с тобой и Вовкой. Организуешь?
— Уверен? — переспрашивает она.
Заяц все-таки потихоньку подвигается ко мне и берет меня за руку, скрещивая наши пальцы.
Несколько долгих секунд ее мать смотрит на все это, кивает и идет первой.
— Вова, тут… в общем…
Мы заходим в гостиную.
Вовка, как обычно, обложился бумагами и сидит в облаке дыма над полной пепельницей окурков. Поднимает голову, замечает меня и встает, протягивая ладонь для дружеского рукопожатия.
Только через пару секунд замечает, что в этой ладони я крепко сжима пальцы его дочери.
Поднимает взгляд над очками, а потом вовсе снимает их, укладывая в нагрудный карман рубашки.
— Что-то я не очень понимаю, Марк…
— Я как раз пришел объяснить.
Было бы глупо ждать, что он тут же предложит мне сесть и выпить, так что тянуть нет смысла. Тем более, что Заяц начинает громко сопеть мне куда-то между лопатками, прижимаясь так сильно, словно я — единственная опора в ее жизни.
— Вовка, я с твоей дочкой встречаюсь. И собираюсь на ней жениться.
Ну а хули тут рассусоливать?
— Пап, я…
— А ты помалкивай, когда мужчины разговаривают, — осаждает порыв дочери Таня.
— Это и мой мужчина тоже! — тут же рвется в бой Заяц.
Я чуть сильнее, чем нужно, сжимаю ее ладонь.
— Это вопрос решенный, Вовка. Просто…
— Просто ты, старый хер, решил потрахать мою дочь, — перебивает этот бывший вояка, который уже давно снял погоны, но от этого не забыл командирские замашки. — Миллер, ты вообще охуел?!
Заяц сопит громче.
Таня пытается напомнить мужу, что у него давление — и разговор на повышенных тонах все равно ничего не даст, но он отмахивается от ее хлопот и напирает на меня.
— И давно у тебя это с ней?
— Давно, — не вижу смысла юлить. — Извини, что не сразу пришел каяться — сам понимаешь, что к чему.
— Ты вообще что ли с ума сошел на старости лет?! — взрывает Вовка и тут же тянется за сигаретой. Еле подкуривает, потому что зажигалка буквально танцует в пальцах. — Она тебе в дочери годится…
— Пап, я уже взрослая и сама…
— Помолчи, Алиса! — прикрикивает Таня.
— Не закрывай мне рот! Я уже взрослая.
— Взрослая уводить чужого мужа?!
— Он — мой Бармаглот! Плевать, что был чьим-то мужем. Понятно?! Это моя жизнь и мои отношения, и…
