Я на мгновение теряю контроль над ситуацией — и Заяц успевает выйти из тыла моей спины.
И Таня, входя в раж, отвешивает ей звонкую крепкую пощечину.
Такую сильную, что Алиса путается в ногах и не падает только потому, что я вовремя хватаю ее за плечо и подтягиваю к себе.
Цепляется за меня так сильно, что царапает даже сквозь плотную ткань толстовки.
— Я даже слышать ничего не хочу о вас, понятно?! — выдвигает ультиматум Таня. — Марк, тебе лучше вернуться к жене и перестать изображать Казанову. Возраст уже не тот. А ты все…
— Тань, со всем уважением — но это ни хрена не твое дело. Я тебе не мальчик, указывать и грозить пальцем. Алиску я забираю.
— Забираешь совсем-совсем? — доверчиво хнычет мой испуганный Заяц.
— Абсолютно со всеми твоими заебами.
И хрен куда-то отпущу.
Глава семьдесят пятая: Сумасшедшая
Я знала, что разговор с родителями легко не пройдет.
После всех маминых предупреждений, после того спектакля, который Мила устроила у нас на кухне.
После моих обещаний не лезть в чужую семью, которые я опрометчиво давала слишком часто и слишком честно.
С шестнадцатилетней разницей в возрасте.
Было бы странно, если бы родители с распростертыми объятиями встретили нашу с Бармаглотом «связь».
Так что мамина пощечина на моей щеке — это заслуженный «орден за сучность».
Даже если мне хочется плакать от обиды.
— Ты чем думал? — подступается папа, напирая на Миллера с тем самым выражением лица, которое я видела всего пару раз в жизни. И запомнила, как что-то гораздо страшнее бабайки под кроватью. — Миллер, блядь, тебе же на пятый десяток повернуло! Пятьдесят, блядь, лет!
— Я не уверен, что доживу, — иронично усмехается Бармаглот.
И на всякий случай задвигает меня себе за спину.
— Тогда какого хера?! — взрывается отец.
— Тебя это не касается, Вовка. Это наше с Алисой решение. Мы достаточно взрослые, чтобы обойтись без благословения и разрешения. Просто решили, что вы должны знать, потому что не собираемся прятаться.
Вообще-то ничего такого мы не решали.
Я просто спросила, все ли у нас теперь «по-взрослому» и не откажется ли он от своего обещания.
Ну и вот так мы оказались в доме моих родителей, посреди урагана их справедливого негодования.
— И как надолго все… это? — Мама делает неопределенный жест рукой. — Пока кому-то не надоест корчить верность? Или пока одна ветреная голова не поймет, что разницу в возрасте нельзя прикрыть фиговым листком?
Ветреная голова — это обо мне.
Даже обидно, что собственная мать, от которой я никогда ничего не скрывала — за исключением Бармаглота — не помнит, что в моей жизни никогда не было ровесников. Что всем моим мужикам было за тридцать. И что им было за тридцать именно потому что меня привлекала разница в возрасте и моральная зрелость, которой у ровесников просто не было.
Хотя, один морально не зрелый «за тридцать» у меня тоже был.
Я до боли сжимаю кулаки, потому что думать о нем в такой момент — это слишком даже для «ветреной головы».
— Мам, когда у Барм… — Я откашливаюсь. — Когда у Марка все закончится, мы собираемся пожениться. Извини, что все «вот это» у нас надолго и серьезно.
— Ушам своим не верю, — хватается за голову она.
— Было бы проще если бы мы просто трахались втихаря?! — несет меня. — Чтобы все было чинно и благородно, потому что нельзя уводить чужих мужей? Потому что вы с Милой подружки? Потому что ты не сможешь сказать, что твоя дочка выбрала идеального молодого человека, а сошлась со взрослым мужиком?
От еще одной пощечины — тоже заслуженной — меня спасает широкая спина Бармаглота, за которой я прячусь, когда мать пытается до меня дотянуться.
— Тань, хватит, — предупреждающе понижает голос Миллер.
— Защитник выискался! — огрызается она.
— Ага, — спокойно отбривает Бармаглот. — Но Алиса со мной и, если нужно, буду ее защищать и от мамы с папой.
Отец краем глаза зыркает в нашу сторону.
Я знаю этот взгляд.
Это же мой любимый папуля, который всегда говорил, что мне нужен мужик со стержнем, ежовыми рукавицами и большим сердцем, чтобы меня любить.
Его лучший друг — явно не тот выбор, который он бы хотел видеть рядом со мной.
Но он знает Миллера.
Стержень в этом мужике точно есть.
Я потихоньку вынимаю руку из ладони Бармаглота, делаю шаг к отцу и порывисто его обнимаю. Он смиренно обнимает меня в ответ, потому что как бы там ни было — я всегда буду его маленькой любимой принцессой.
А про Андрея он еще тогда сказал, что мужик должен либо определяться сразу, либо не морочить женщине голову.
— Уверена? — спрашивает меня на ухо, скупо дозируя эмоции.
— Неа, — честно отвечаю я.
Но если в этом мире и есть мужчина, который сможет любить меня плохой, капризной и просто невыносимой, то это — мой Бармаглот.
Глава семьдесят шестая: Март
В этой жизни я не так часто делал глупости.
Обычно всегда вовремя включал голову и не разрешал эмоциям топить голос моего разума.
Тем более, когда дело касалось женщин.
Я бы даже сказал — особенно, если дело касалось женщин.
Но Лисица превратила мои мозги в кашу, которая вскипала и вываливалась за край котелка каждый раз, когда я вспоминай о ней или просто чувствовал тот же аромат духов, что и у нее.
В последнее время — все чаще.
Как будто рядом со мной поселился ее призрак и ходил по пятам невидимым напоминанием, то и дело подкидывая этот проклятый терпкий запах орхидей.
И я, как прыщавый пацан, сделал единственное, что не давало ей уйти из моей жизни окончательно.
