– Я смерть, – сказал Шэнноу.
– Твои ссслова иссстинны, – сказал вожак после паузы. – У нассс нет ссстраха, но мы понимаем много такого, чего люди не зззнают. Ты тот, как ты и сссказал, и твоя сссила коссснулась нассс. Этот день твой. Но будут другие дни. Ходи ссс оглядкой, Носсситель Сссмерти.
Вожак сделал знак остальным Кинжалам, потом повернулся на каблуках и удалился размашистым подпрыгивающим шагом.
Время для Клема остановилось, а Шэнноу словно бы превратился в статую.
– Помоги мне! – позвал раненый. Иерусалимец медленно подошел к дереву и присел на корточки. Клем поглядел ему в глаза. – Я обязан тебе жизнью, – прошептал он.
– Ты мне ничем не обязан, – сказал Шэнноу, разрезал веревки и заткнул раны в груди и ноге Клема. Потом помог ему одеться и подвел его к черному жеребцу.
– Их еще много, Шэнноу. И я не знаю, где они.
– Довлеет дневи злоба его, – сказал Взыскующий Иерусалима, подсаживая Клема в седло, потом сел сам позади него и направил жеребца в холмы.
Когда Сзшарк и его три товарища выбежали на лужайку, Шаразад оглянулась, подняла руку и поманила высокого Кинжала к себе. Он подошел и слегка поклонился.
– Вы нашли его?
– Нашшшли.
– И убили?
– Нет. Другой потребовал его сссебе. Шаразад подавила гнев. Сзшарк был вождем этих тварей, первым, кто из рептилий дал клятву верности царю.
– Объясни! – потребовала она.
– Мы взззяли его жжживым, как ты сссказззала. Потом явилась тень. Высссокий воин. Сссолнце сссветило ему в ссспину. Он сссказззал ссслова сссилы.
– Но это был человек, так?
– Человек, да.
– Он вступил в бой? Что произошло? Что?
– Беззз боя. Он Сссмерть, Зззлатовлассска. В нем сссила, мы почувссствовали ее.
– Вы просто ушли и оставили его? Это трусость, Сзшарк!
Его клинообразная голова наклонилась набок, большие золотистые глаза впились в нее.
– Это ссслово для человеков. Мы не зззнаем ссстраха, Златоввлассска. Но умирать просссто так не подобает.
– Откуда вы знали, что умрете? Вы ведь не попытались сразиться с ним. У вас же есть пистолеты, верно?
– Писсстолеты! – брезгливо повторил Сзшарк. – Громкий шшшум. Убивают очень далеко. Где чесссть. Мы Кинжалы. Этот человек. Это сссила. На нем писсстолеты. Но он не берет их в руки. Понимаешшшь?
– Я все понимаю. Собери двадцать воинов и отыщи его. Он мне нужен. Возьми его. Ты понял это?
Сзшарк кивнул и отошел от нее. Она не поняла и никогда не поймет. Носитель Смерти мог бы выстрелить в них в любую минуту, а вместо этого только произнес слова силы. Он дал им выбор: жизнь или смерть. Вот так просто. Какое разумное существо не выбрало бы жизни? Сзшарк обвел взглядом стоянку. Его воины ждали его приказа.
Он отобрал двадцать и следил, как они побежали в лес.
Шаразад снова подозвала его к себе.
– Почему ты не с ними? – спросила она.
– Я дал ему этот день, – сказал он и отошел. Он чувствовал, как его хлещут волны ее гнева, ощущал ее желание всадить пулю ему в спину. И ушел к ручью, сел на землю, опустил голову в воду, наслаждаясь прохладным спокойствием Подповерхности.
Когда в джунгли явился со своими легионами царь Атлантиды, руазши сражались так, что остановили их наступление. Однако Сзшарк увидел неизбежный конец: руазшей было слишком мало, чтобы противостоять мощи Атлантиды. И он отправился один к царю.
«Зачем ты пришел?» – спросил царь, сидевший перед своим походным шатром.
«Убить тебя или ссслужить тебе», – ответил Сзшарк.
«Какой ты сделаешь выбор?» – спросил царь.
«Уже сссделал».
Царь кивнул, лицо у него растянулось, зубы оскалились.
«Так покажи мне», – сказал он.
Сзшарк опустился на колени и протянул царю свой кривой кинжал. Монарх взял его и прижал острие к горлу Сзшарка.
«Теперь как будто и я могу выбрать одно из двух».
«Нет, – сказал Сзшарк, – только одно».
Рот царя открылся, и рептилию ошеломили вырвавшиеся оттуда лающие звуки. В дальнейшем Сзшарку предстояло узнать, что эти звуки были смехом и что у людей они означают хорошее настроение. От Шаразад он их слышал очень редко. Только если кто-нибудь умирал.
Теперь, когда он вынул голову из воды, в его сознании заплескались волны тихой музыки. И он ответил на Зов:
«Говори, мой брат, мой сын», – отозвалось на музыку его сознание.
Из кустов вышел Кинжал и скорчился на земле, избегая взгляда Сзшарка. Музыка в сознании Сзшарка утратила мягкость, и туда проник язык руазшей.
– Златовласка хочет напасть на дома людей, обрабатывающих землю. Ее мысли легко читать. Но там почти нет воинов, Сзшарк! Зачем мы здесь? Или мы оскорбили царя?
– Царь – Великая Сила, мой сын. Но его люди боятся нас. А теперь мы… всего лишь игрушки делящей с ним ложе. Она жаждет крови. Но мы дали клятву царю и обязаны повиноваться. Люди, обрабатывающие землю, должны умереть.
– Это нехорошо, Сзшарк. – Музыка снова изменилась. – Почему Истинноговоривший не убил нас? Мы недостойны его умения?
– Ты прочел его мысли. У него не было нужды убивать нас.
– Мне не нравится этот мир, Сзшарк. Я хотел бы вернуться домой.
– Мы никогда не вернемся домой, мой сын. Но царь обещал никогда больше не открывать врата. И Семя в безопасности, пока мы остаемся заложниками.
– Златовласка нас ненавидит. Она постарается, чтобы мы все погибли. Съесть наши сердца и дать нам жизнь будет некому. И я уже больше не могу чувствовать души моих братьев по ту сторону врат.
– И я не могу. Но они там, и они носят наши души. Мы не можем умереть.
– Идет Златовласка! – Кинжал быстро вскочил и скрылся в кустах.
Сзшарк встал и поглядел на женщину. Ее уродливость вызывала тошноту, но он замкнул свое сознание, сосредоточился на грубой людской речи.
– Чего ты хочешшшь? – спросил он.
– Тут поблизости есть селение. Я хочу, чтобы оно было уничтожено.
– Как прикажешшшь, – сказал он.
21
Шэнноу ехал осторожно, поддерживая раненого, и часто останавливался, оглядывая свой след. Признаков погони пока не было никаких, и Иерусалимец, направив коня выше в холмы, проехал по каменной осыпи, на которой не оставалось никаких отпечатков. Рана в груди Стейнера перестала кровоточить, но левая штанина намокла от крови. Он впал в бредовое полузабытье, прислоняясь головой к плечу Шэнноу.
– Я же нечаянно, пап… – прошептал он. – Я не хотел… Не бей меня, пап! – Стейнер заплакал. Тихо, ритмично, безнадежно всхлипывая.
