Наверное, в выражении ее лица Тристан прочитал ответ. Нагнувшись, он схватил девушку за плечи; как она ни отбивалась, он привлек ее к себе, так что ее глаза оказались на одном уровне с его глазами.
– Но почему? Во имя Боевой Руки Картера Справедливого, почему? Что я такого сделал тебе, девчонка, что ты затащила меня в горы на верную погибель? Или тебе все равно было, кого затащить? Кто тебе эти твари – ручные животные или хозяева? И как вообще человек мог связаться с ними? Но если ты связалась с Жабами, почему ты стала помогать мне? Почему, почему, почему?!
Он затряс ее, сначала несильно, а потом, с каждым новым вопросом, все грубее и грубее, так что голова ее болталась из стороны в сторону. Тело ее обмякло, и это как будто отрезвило его. Он вроде бы понял, что девушка не может ему ответить, а потому снова привлек ее к себе, словно стремясь разглядеть ответ в ее глазах.
– У меня нет родичей, которые согласились бы вызвать тебя на бой, – сказала Герта устало. – Потому мне пришлось делать все самой. Я искала тех, кто сможет отомстить…
– Отомстить! Так, значит, я не случайный прохожий, выбранный в жертву твоим приятелям! Клянусь Девятью Мирами, мне незнакомо твое лицо! Быть может, в какой-нибудь схватке от моей руки пал твой родич – отец, брат, возлюбленный? Но как такое могло случиться? Те, с кем я сражался, были врагами. Женщин у них не было – только рабыни, которых они захватили в Долинах. Неужели женщина Долин способна мстить за того, чьей рабыней она была? А, девчонка? Они захватили тебя в плен и ты нашла себе среди них господина, забыв про кровь в своих жилах, так?
Будь у нее силы, она плюнула бы ему в лицо за такое оскорбление. Он, видно, заметил ее ярость.
– Значит, не так. Что же тогда? Я не из тех мерзавцев, которые шастают по округе, завязывая ссоры с товарищами. И нет такой женщины, которой я овладел бы силой, без ее согласия…
– Да ну? – Герта наконец-то обрела дар речи, слова полились сплошным потоком. – Нет, стало быть, такой женщины? А помнишь ли ты, бравый солдат, что случилось три месяца назад на дороге в Летендейл? Видно, ты частенько так поступаешь, раз память тебя подводит!
Несмотря на обуревавшие ее гнев и страх, Герта заметила, как вытянулось его лицо в гримасе безмерного удивления.
– Литендейл? – повторил он. – Три месяца тому назад? Послушай, девушка, я никогда не забирался так далеко к северу. А три месяца назад я командовал дружиной лорда Инграма – он погиб при осаде порта.
В голосе его было столько искренности, что она едва не поверила, но вовремя вспомнила про браслет.
– Ты лжешь! Разумеется, ты не запомнил моего лица. Ты ведь овладел мной в темноте, перебив перед тем врагов, которые пленили меня. Все люди моего брата тоже погибли. А со мной враги рассчитывали позабавиться. Но пришел ты – и овладел мной, вояка!
Последнее слово она точно выплюнула.
– Говорю тебе, я был в порту! – Тристан отпустил девушку. Она отползла к скамье. Теперь их разделяло довольно большое расстояние. – Готова ли ты поклясться на Камне истины, что то был я? Ты видела меня в лицо?
– Да, готова! А что до твоего лица, так оно мне ни к чему. Ты овладел мной в темноте, но я заметила одну вещь, заметила и запомнила ее!
Он поднес руку к подбородку, потер застарелый шрам; браслет сверкнул в бликах пламени. Украшение это так разительно отличалось от простой одежды воина; ну как, скажите на милость, можно его забыть, увидев хотя бы раз?
– Что за вещь?
– Ты носишь ее на запястье! Вон он, сверкает, как и тогда. Твой браслет, лгун!
Он поглядел на золотую полоску:
– Браслет! Вот оно что. Вот почему ты привела меня к Жабам…
Он улыбнулся, но улыбка вышла жестокой, и глаза остались холодными.
– Ты привела меня к ним, так? – Он резким движением вытянул руку и, прежде чем девушка успела увернуться, сорвал с ее головы капюшон. – Что ты сделала со своим лягушачьим лицом? Что это было, краска или очередное колдовство? Крепко же, видно, хотела ты мне отомстить, если ради этого так изуродовала себя.
Герта ощупала холодные щеки. Жаль, нет зеркала. Но раз он говорит, что мерзкие пятна пропали, значит так оно и есть.
– Они сдержали слово… – пробормотала девушка, отказываясь что-либо понимать. Она много раз воображала себе встречу с ним, представляла, как он будет отпираться. Богатый, видно, у него опыт в подобных делах, если на все ее обвинения единственная его реакция – веселое любопытство.
– Они? Ты имеешь в виду Жаб? Объясни-ка, почему, передав сначала меня в их руки, ты потом пришла мне на выручку? Не понимаю. По-моему, связываться с теми, кто обитает там, наверху, настолько рискованно, что отважиться на это может лишь отчаявшийся человек. А отчаяние скоро не проходит… Почему ты спасла меня, девушка?
Она ответила вполне искренне:
– Не знаю. Быть может, потому, что обидели меня, а значит, и отомстить должна тоже я. Наверное, так. А еще…
Она молчала так долго, что Тристан не выдержал:
– Что еще?
– Я не могла допустить, чтобы им достался человек, пускай даже отребье вроде тебя!
– Отлично, вот это мне уже понятно. Ненависть, страх, отчаяние толкают нас на заключение таких сделок, о которых мы потом горько сожалеем. Значит, ты не смогла принести соплеменника в жертву чужакам. Зато на дороге ты попыталась убить меня собственной рукой…
– Ты… ты хотел овладеть мной… снова! – выкрикнула Герта. Щеки ее пылали – не от жара камина, а от давнего стыда.
– Ты так думала? Что ж, с твоими воспоминаниями это вполне естественно, – кивнул Тристан. – Но послушай меня, девочка. Первое: нога моя никогда не ступала в Литендейл, три ли месяца, три ли года назад – никогда! Второе: вещица, по которой ты меня узнала… – Он посмотрел на браслет, постучал по нему пальцами. – Три месяца назад у меня ее не было. Во время последней осады порта к нам на подмогу пришло много рекрутов из отдаленных долин. Они занимались тем, что вылавливали бродячие шайки врагов.
Осада – в основном пора безделья, а если человеку нечего делать, он ищет развлечений. В нашу задачу входило только следить за тем, чтобы враги не бежали из крепости, пока не подойдут корабли из Гендельсбурга и Веннеспорта и не атакуют их с моря. Ожидая эти корабли, мы забавлялись азартными играми. Даже я, за кем сложилась репутация осторожного человека, не увлекающегося подобными забавами, порой принимал в них участие.
В одну из игр я его и выиграл. Тот, кто поставил его на кон, был похож на Урре – сын убитого князя, наследник разоренного поместья. Два дня спустя он погиб, отражая вылазку врагов. Он просил меня не продавать браслет, надеясь отыграться, если повезет, потому что украшение принадлежало к числу семейных драгоценностей. В битве я открыл, что оно не только красиво, но и полезно. Поскольку парень все равно погиб, я решил оставить браслет у себя – как видно, себе же на горе. Имени его я не знаю, все звали его каким-то прозвищем. Будучи ходячим мертвецом, он половину времени пребывал вдребезги пьяным…
