О том, как Урсилла ворожила на дымных рунах и отправила меня исполнять ее волю
Урсилла держалась уверенно – видно, точно знала, что делать. Она медленно обходила сидящих, задерживалась перед каждым, чтобы вглядеться в тот перетекающий, изменчивый пузырь, что заменял ему лицо. Она так внимательно изучала эти переливы света, словно хотела вычитать в них некое послание. Закончила круг она перед тем, в когтях которого висел игрушечный человек.
Тут она возвысила голос, но не нараспев. Она извлекла из-за кружевного корсажа костяной свисток на серебряной цепочке. И поднесла его к губам, издав тонкий пронзительный свист, до того резавший слух пардусу, что я бы громко взревел, если бы мог.
Потом…
На свист ответили – слабо, издалека. Или, подумалось мне, нас разделяло не расстояние, а время. Урсилла свистнула трижды и трижды получила ответ. С каждым разом он делался слышнее, словно призванный ею приближался.
Она немного повернулась, направив кончик жезла на тщательно наполненную курильницу. Живой огонь, сорвавшийся с жезла, слепил глаза. Содержимое курильницы занялось, вспыхнуло. Однако пламя горело недолго. Когда оно опало, из курильницы повалили клубы дыма.
Обвивавший нас ледяной ветер давно улегся, и я не ощущал никакого движения воздуха, и все же дымный столб, сильно наклонившись, протянулся к фигуре с человеком-игрушкой, окутал всю статую, кроме светящегося лика-пузыря. В нем краски стали сочнее и ярче, переливы цветов ускорились. Я не поднимал головы из страха, что происходящее притянет взгляд. Потому что во мне крепла мысль, что таким образом эти древние Силы подбираются к жертве.
Урсилла выпустила свисток из губ, оставив его висеть на груди, как та подвеска с полумесяцем у Лунной колдуньи.
Лунная колдунья!
Едва воспоминание предстало перед моим взором, я вздрогнул как от удара, поняв, что о ней здесь нельзя думать, как и о других из Звездной башни, – только не здесь! Сумеют ли безрассудно вызванные Урсиллой влияния дотянуться в такую даль, чтобы нарушить покой лесного убежища? Я этого не знал, но опасался невольно протянуть к ним мост.
Худое тело Урсиллы раскачивалось из стороны в сторону, ноги же оставались на месте. Облако дыма качалось вместе с ней, выбрасывая щупальца то вправо, то влево. Эти щупальца на миг словно повисали в воздухе, а затем охватывали фигуры по сторонам той, что высилась перед Мудрой.
Таким образом дым затянул все статуи, окружив нас стеной. Когда закрылся последний проход, курильница перестала дымиться. От того, что в ней горело, осталась щепоть серого пепла.
Теперь запылали пузыри. Я слышал тяжелое, прерывистое дыхание матери. Страх развевался за ее плечами, как плащ на ветру. А потом…
Я больше не ощущал в ней ни страха, ни даже сознания. Повернув голову, увидел ее пустой взгляд. А тело ее тоже раскачивалось, точно повторяя движения Урсиллы. Волей или неволей, госпожа Ироиза вовлеклась в задуманное Мудрой дело.
А я нет. Что-то во мне упрямо противостояло колдовству. Я помнил, кто я и как сюда попал. Я крепко держал это в памяти, отводя глаза от сияющих личин. И на мать с Урсиллой я старался не смотреть, чтобы они не увлекли меня за собой.
Урсилла подняла жезл, указала им. На сей раз из кончика не ударило пламя. Нет, она коснулась им дымной стены так, словно писала на этой бестелесной завесе большим пером. Не знаю, что она при этом видела.
Я позволял себе короткие взгляды в ее сторону и тут же отворачивался, чтобы не увязнуть. И ее движения казались мне лишенными смысла.
Однако Сила и так давала о себе знать. Кожа у меня подернулась мурашками, от позвоночника к ногам расходился холод. Мне хотелось вскинуть звериную голову, выплеснуть страх и трепет в реве. Здесь пришли в движение стихии. Может быть, пробуждались сами древние скалы. Движущая ими Сила не имела ничего общего с моим родом. И я не верил, что Урсилла может ею управлять. Я не удивился бы, если бы сидящие истуканы поднялись и втоптали в землю нас, возмутивших древний покой своими мелочными хотениями.
Урсилла опустила руки, кончик ее жезла стукнул по полу. Дым редел, отступая от статуй, втягиваясь в темноту пещеры. Я обернулся на вскрик матери.
Та упала на колени, двумя руками закрывая лицо. Ее била крупная дрожь. Урсилла же стояла прямо, лицом к тому, кого желала пробудить, – если такова была ее цель.
Она медленно повернулась. Лицо ее было почти таким же пустым, как лики сидящих фигур. А в распахнутых глазах горел огонь, какого я еще не видел в глазах людей. Недолго было поверить, что в них, как в ликах-пузырях, гуляют разноцветные волны.
Она заговорила – и такого ровного, холодного голоса я никогда не слышал.
– Начало положено, хорошее начало. Теперь твой черед.
Ее жезл поднялся, указав не на Ироизу – на меня. Застигнутый врасплох, я не успел выставить оборону.
И снова жезл не полыхал огнем. Нет, из него излился приказ – приказ и знание, как его исполнить, утвердились в моем мозгу. Я был бессилен против него. Телом – и телом Кетана, и телом зверя – правила воля Мудрой.
– Ступай!
Она снова указала жезлом. Не в ту сторону, откуда мы пришли, а за спину фигуры, перед которой склонялась, – в темноту.
И Кетан, и пардус во мне теперь оказались как бы заперты в третьей сущности, коей приказ Урсиллы дал полную власть над моим умом и телом. Кетан наблюдал за происходящим, как человек мог бы смотреть в окно тюремной камеры.
Она приказала, и я пошел. Устремился в темноту, не освещенную даже мерцанием жезла. Я в нем не нуждался. Ее приказ внедрил в меня чувство направления, тянул меня, как прикрепленный к ошейнику поводок. Пещерный зал тонул в бархатистой черноте, темнее, чем безлунная ночь. И он был очень велик, потому что, хотя я бежал изо всех сил, поднимая лапами пыль, казалось, что этому путешествию нет конца.
Наконец, видимо, добравшись до конца пещерного зала, я немного замедлил шаг, ступив на ведущий вверх пандус. Здесь не было лестниц, а только пандусы, которые раз за разом становились все круче. Увлекающий меня приказ заставлял преодолевать эти подъемы со всей доступной мне быстротой, карабкаться все вверх и вверх.
Однако, удаляясь от того странного места, я ощутил, как слабеет воля Урсиллы. Нет, вырваться из-под наложенного на меня запрета я не мог. Думаю, только опытный колдун мог бы снять эти чары, если можно снять ярмо, выкованное давно забытым знанием. Но, несмотря на запрет, я снова мог обдумывать, как сорвать план Урсиллы.
Я не думал, что она ведет меня в замок или хотя бы в окрестности Кар До Прона. Магуса мне пока можно было не опасаться. Я искал средства увернуться от действия, к которому принудит меня приказ Мудрой. Для этого следовало беречь силы.
Вверх, вверх – сколько еще осталось? Далеко ли мне до живого мира? Передо мной был лишь темный путь, и казалось, ни темноте, ни дороге нет конца.
